Если не дать голос собственному наследию, мы и дальше будем слушать неоколониальные сказки про открывающих глаза татарских женщин. Часть 2-я

Автор «БИЗНЕС Online», историк Альфрид Бустанов продолжает начатую им тему состояния дел с изучением татарских рукописей. Наилучший способ борьбы с интеллектуально ленивыми дискурсами — это активная работа по пропаганде и академическому изучению татарского письменного наследия, считает ассистент-профессор Амстердамского университета. В своей новой статье он приводит факты, свидетельствующие об общемировом значении рукописей, хранящихся в Казани.

НАИЛУЧШИЙ СПОСОБ БОРЬБЫ С ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО ЛЕНИВЫМИ ДИСКУРСАМИ

Я получил много положительных откликов на мою статью о состоянии дел с изучением татарских рукописей. Тематика культурного наследия волнует многих, и важно об этом говорить с разных позиций. В самом деле, татарский народ заслуживает своего Матенадарана (Институт древних рукописей в Ереване — прим. ред.). В то же время среди комментаторов заметно стремление, с одной стороны, заретушировать адское положение с изучением старотатарских текстов (мол, все в порядке, Бустанов нагнетает), а с другой — желание принизить значение татарской книжности в духе «нет там ничего интересного».

Обе позиции идеологически ангажированы. Первая из них охранительная — заставить молчать оппонента и скрыть от общественности реальное положение дел: отсутствие квалифицированных кадров, каких-либо ресурсов и интеллектуальной среды, а также маргинализация собственно татарского взгляда на историю. Вторая позиция («татарские книги неинтересны») растет известно откуда. Мы наблюдали все эти лозунги в ходе кампании против татарского языка.

Тем, кто говорит, что все в порядке и условия хранения уникальных рукописей «первоклассные», я хочу сообщить: грязь, пыль, грибок и плесень — это главные спутники наших древних книг. Иногда с ними невозможно работать даже в маске, потому что от них исходит гнилостный запах да так, что коронавирус нервно курит в сторонке! Все это очень вредно для здоровья исследователей и для самих книг, конечно.

Для меня очевидно, что наилучший способ борьбы с интеллектуально ленивыми дискурсами — это активная работа по пропаганде и академическому изучению татарского письменного наследия. В статье я хочу поделиться с уважаемым читателем сведениями, которые красноречиво свидетельствуют как об общемировом значении казанских рукописей, так и о перспективах их научного изучения.

ТЫСЯЧИ РУКОПИСЕЙ, ПРИВЕЗЕННЫЕ ИЗ ЭКСПЕДИЦИЙ ЕЩЕ В 1960-Е ГОДЫ, ОСТАЮТСЯ ДАЖЕ НЕАТРИБУТИРОВАННЫМИ

Как известно, археографические экспедиции систематически велись сотрудниками Казанского университета (Альберт Фатхи, Миркасым Усманов и другие) с 1963-го. Ежегодно в библиотеку поступало огромное количество рукописей, иногда больше сотни, поэтому их элементарная обработка заметно запаздывала. Фактически вся черная работа была свалена на Фатхи — человека, которого все считали сумасшедшим, но, несмотря на это, внесшего неоценимый вклад в изучение первоисточников по татарской истории. У Альберта-абыя были свои резоны: он буквально жил в библиотеке и, видимо, не считал нужным оформлять документально то, что знал сам по памяти. С его уходом на самой заре татарстанского суверенитета мы потеряли бесценного специалиста, перебивавшегося при жизни с хлеба на воду.

Что мы имеем сейчас? Существующие описания рукописей зачастую не совпадают с их реальным содержанием. На карточке может быть написано «песни, фольклор», а внутри — уникальный сборник стихов Ахмаджана Тобули (1826–189?). Датированные XVIII веком фолианты запросто могут оказаться редчайшими артефактами XIII века. Ищем по каталогу книги по хадисоведению, а находим сплошь рукописи по истории, жизнеописанию пророка Мухаммада и правила чтения Корана. Ошибки можно встретить сплошь и рядом, и это было бы нормально, если бы они систематически исправлялись и становились частью научной жизни. На деле же ошибочными данными пользуются зарубежные исследователи и пишут, что книжность у татар появилась только в XIX веке и вообще они читали примерно одни и те же книги. Все это потому, что мы не имеем реальной топографии всей рукописной коллекции, а значит, и надежного навигатора в хитросплетениях интеллектуальной истории Центральной Евразии.

К этому нужно добавить тот факт, что тысячи рукописей, привезенные из экспедиций еще в 1960-е годы, остаются даже неатрибутированными (!), не говоря уже о какой-то серьезной работе с ними. О какой татарской истории можно рассуждать в такой ситуации? А ведь существующие архивы — это лишь малая толика того, что когда-то было создано, читалось и переписывалось! А сколько погибло в пожарах, изъято в ходе «спецопераций» и потерялось «за ненадобностью»? Как можно забывать об этих горьких потерях и закрывать глаза на сегодняшнюю ситуацию? Можно сколько угодно говорить, что я преувеличиваю, и оскорбляться, но от того во рту слаще не станет. Если не дать голос собственному наследию, то мы и дальше будем слушать неоколониальные сказки про открывающих глаза татарских женщин.

СЕГОДНЯ ЭТА РУКОПИСЬ ЧТО-ТО ВРОДЕ АМАНАТА

Теперь более предметно: какого рода тексты имеются в виду? Татарский книжный репертуар очень разнообразен, и его невозможно отразить в одной статье. Остановлюсь лишь на нескольких красноречивых примерах.

Летом 1968 года археографическая экспедиция привезла из Астрахани целый ряд интересных рукописей. Среди них был один увесистый том, подаренный Халиуллой Евлаевым. 52 года (!) рукопись лежала на полке без минимальной атрибуции. Содержание рукописи легко узнаваемо — это персидское сочинение Фарид ад-Дина ‘Аттара «Тазкират ал-аулийа’», созданное на рубеже XII–XIII веков. Особый интерес представляют внешние характеристики рукописи и ее история. Издалека видно, что рукопись древняя: крупный каллиграфический почерк насх с элементами куфи, большой формат книги, плотная бумага. Благо сохранилась концовка рукописи, в которой переписчик указывает на точную дату — 1 мухаррама 680 года по хиджре, что соответствует понедельнику 28 апреля 1281 года. Если верить этой датировке, то получается, что перед нами одна из старейших рукописей в Татарстане — современница Соборной мечети в Болгаре.

Интересна история данной рукописи. Она могла быть создана в Иране или на юге Средней Азии, но ее реставрация, похоже, была выполнена в Дербенте: ею владел хаджи Мир-Хабиб б. Мир-Фатхулла ад-Дарбанди. Кроме того, в рукописи есть отметки на арабском языке в стиле ранних дагестанских рукописей. В какой-то момент она была привезена в Астрахань, что вовсе не случайно: на рубеже XIX–XX веков город служил ключевым звеном в межрегиональных интеллектуальных связях. Сегодня эта рукопись что-то вроде аманата, то есть вверенного имущества от наших южных соседей, проливающего свет на историю персидской палеографии и, конечно же, роль персидской грамотности в Центральной Евразии на протяжении многих веков.

Другой классический памятник персидской литературы — «Гулистан» Муслих ад-Дина Са‘ди (ок. 1181–1291). Во многих татарских медресе этические произведения Са‘ди пользовались большой популярностью на протяжении XVIII–XIХ веков, однако мы до сих пор точно не знаем, каким образом классические этические тексты на персидском языке воспринимались в татарской среде, как они читались и усваивались. Тем не менее наши рукописи позволяют детально проследить этот процесс.

Один из рукописных списков «Гулистана» был обнаружен экспедицией в деревне Мазарбашы в Марий Эл летом 1989 года. Эта малоформатная рукопись переписана на голландской бумаге явно татарским переписчиком: стиль почерка и чернила не спутаешь ни с чем. На одном листе рукописи указан год создания рукописи — 1701-й, что вполне соответствует ее палеографическим особенностям. Конечно, в Казани есть и более древние списки «Гулистана». Например, коллекция Мирасханә может похвастаться привозным списком 971 года хиджры, то есть 1563–1564 годов. Однако наша рукопись интересна именно тем, что она была создана в татарской среде.

О чем это говорит? На начальном этапе персидские этические модели усваивались татарами непосредственно на языке оригинала: сначала через импортные копии, а затем через местную переписку рукописей. В XIX веке с персидского на татарский полностью переводится «Бустан» Са‘ди (кстати, неплохо было бы издать этот перевод — он очень богат на язык), а уже в начале XX века появляется «Гулистан» на татарском. Отсюда следует, что упомянутая выше рукопись «Гулистана» является важным свидетелем процесса усвоения персидских этических моделей.

В той же деревне Мазарбашы у Манфусы Гайнутдиновой была найдена арабская рукопись с многочисленными владельческими записями. За вторую половину XIX — начало XX веков она побывала у Музаффара б. ‘Абд ад-Гаффара, затем у его сына Мухаммаджана, потом у знаменитого Ишми ишана и, наконец, попала в руки к Хафизетдину б. Насретдину ал-Барангави (1827–1917). Этот человек учился в Бухаре, был последователем Марджани, затем служил имамом в деревне Параньга в Мари Эл. Его сын Ахмад был автором крупного исторического труда «Тарих-и Барангави», подробно изученного Марселем Ахметзяновым и Алленом Франком. Судя по всему, в семье потомственных ученых ал-Барангави были серьезный архив и библиотека, откуда, скорее всего, происходит и упомянутый выше старинный список «Гулистана». Кстати говоря, у нас ведь в руках только крохи: где весь архив семьи ал-Барангави и других ученых династий?!

* * *

Эти находки и наблюдения, кажущиеся, на первый взгляд, незначительными, с годами собираются во внушительную картину, в которой за каждым фактом стоят неопровержимые доказательства. По сути, многовековая книжная культура создает тот надежный фундамент гуманитарного знания, что знакомит нас с богатым опытом взаимодействия людей в прошлом поверх границ, языков и идеологий. Конечно же, забота о бесценных рукописях — это залог международного престижа и благодарность будущих поколений.

Источник

YouTubeR ОшибкаChannel ID:UCP1dhR_czJ1f38b1LDFP8dw not found