Centralized Religious Organization Spiritual Assembly of Muslims of Russia with the support of the Russian Association for Protection of Religious Freedom
Expert report “Issues of respecting Muslims’ rights in Russia”
Moscow
Introduction
The Islamic dimension of Russian domestic and foreign policy
In today’s world, more than 1.7 billion people are Muslims, which makes about 25% of the entire global population. Muslim communities are present in more than 120 countries, with 35 of them representing the most numerous national religious communities. With the growing globally popularity of Islam (including the increasing number of Muslims in the European Union countries and the post-Soviet republics), the entire range of the issues related to the development of this world religion (from those in the field of culture and education to security and armed conflicts) has become one of the most topical global problems [1].
Islam in Russia is a historical phenomenon and the second major religion in the contemporary country. With its centuries-old history and traditions, Islam is an organic and inseparable element of Russian sovereignty, culture, and people’s everyday life.
For the Russian Federation, the problem of interconfessional relations is extremely important in the context of analyzing the country’s post-Soviet identity formation after 1991, not mentioning the outlooks of its political stability and role in the international scene. Today’s Russia is a multi-ethnical and multiconfessional state with its ethnic-based administrative regions (republics and autonomous territories (“okrugs”)) formed based on peoples’ ethnical identity (Chechen Republic, Republic of Tatarstan, Republic of Bashkortostan and other), which have close relations with Muslim traditions. Today, in terms of quantity, Russia’s Muslim population is quite considerable. According to demographic data, the figure (depending on the criteria used) varies between 6 to 14 million people. While the representatives of Russian Islam claim it to be 20 million. The number of Muslim labor migrants from Central Asia and Transcaucasia is also increasing [2]. The 20 million figure was also voiced by Russian President Vladimir Putin [3].
In 1937, in the Soviet Union, Muslims accounted for 5.9 percent of the population; in the Russian Federation, the figure made 7.9 percent in 1989, and more than 8 percent in 1994. Presently, according to various estimates of domestic experts, the figure may vary from 10 to 15 percent of Russia’s population.
The range of Muslim population in Russia is not evenly spread, with Islam followers’ concentrated in North Caucuses and Volga Region. In seven of 85 Russian regions, Muslims make the majority of local population: 98% in Ingushetia, 96% in Chechnya, 94% in Dagestan, 70% in Kabardino-Balkaria, 63% in Karachaevo-Cherkessia, 54.5% in Bashkortostan, and 54% in Tatarstan. Muslims also account for a visible religious component in Astrakhan Region (26%) and North Ossetia (21%) [4].
According to Federal Law “On the freedom of conscience and on religious associations”, Islam is treated as a “traditional religion” recognized equally as Orthodox Christianity, Buddhism, and Judaism and as a part of Russia’s general “historical and cultural legacy” [5].
The Islamic religious “renaissance” in Russia has become an integral part of the social and political democratization during the “perestroika” and further in the post-Soviet period. The state’s official policy of atheism during the Soviet era had died, and Islam, as other traditional religions, had been given its legitimate space in the Russian society.
From then on, religion as a whole (and Islam in particular) had turned into a crucial identity component at various levels, serving both as a marker of confession and ethnicity. With that approach, the commitment to Islam was treated both as the manifestation of a believer’s feelings and a component of their ethnic and civil self-identity. While on the mass conscience level, today Islam is perceived as the return to predecessors’ national traditions and, at the same time, as the matter of an individual’s choice.
Despite the seven decades of the Soviet era, Islam is still a powerful religion in the territory of the former Soviet Union, including Russia. Thousands of mosques have been built and old religious structures have been reconstructed. Obstacles preventing the free communication between fellow believers (former Soviet citizens and Muslims of the world) have been eliminated. After opening the boards, believers from Russian regions could make hajj pilgrimage travels to Mecca (Medina), study in Islamic educational institutions (institutes, madrassahs) and have an unobstructed access to religious literature and periodicals.
The artificial political isolation of Russian Muslims from the global Islamic Ummah had weakened their involvement in intellectual and theological debates that were taking place among Muslims from other parts of the world (Middle East, North Africa, South-East Asia). But the “perestroika” and the collapse of the Soviet Union had accelerated the restoration of the lost connections and Russian Muslims’ familiarization with various Islamic movements, mainly from the Arabic world, Turkey and Iran. The migration flows from the former Soviet republics of Central Asia (primarily Uzbekistan and Tajikistan) and Azerbaijan have also affected Islam in Russia [6]. As a result, in almost three decades since the collapse of the USSR, Russian Muslims had been able to establish stable relations with foreign fellow believers and significantly expand the interaction with the Islamic world [7].
The de-isolation of Russian Muslims has had both positive and negative implications: the positive ones include restoring traditions, overcoming artificial social and cultural isolation, and protecting the rights of believers. Among other positive consequences are the growing activity of Islam in the fields of charity and spiritual and moral education of believers, its contribution to social stability and strengthening the foundations of the family and universal spiritual and moral values.
In recent years, attempts have been made to adopt conceptual documents promoting understanding serious theological issues, forming a common position in determining the place and role of Islam, and the unification of Muslims of Russia: “Tatars and the Islamic world: conceptual foundations of functioning and development” (2013), “Russian Muslims’ social doctrine” (2015), and “The Grozny fatwa” (2016) which are aimed at developing concepts on the most important issues of Islamic theology and relations between the state and religion.
But, in addition to this, religious liberalization brought the politicization of Islam [8], the influence of radical, extremist, and anti-state movements, and the discovery of the jihadist practices. Politicization of Islam fuels its radical ideas, encourages the spread of quasi-religious extremism, and violates the principles of tolerance.
In today’s Russia, the issue of Islam is a topical one, both for the domestic and foreign policy. After the collapse of the USSR, the North Caucasus (in which the Muslim population prevails in all national republics, with the exception of North Ossetia) became the most turbulent region in the post-Soviet space. Moreover, since the beginning of the 2000s, quasi-religious extremism has replaced the ethnic separatism as threat No.1 to the unity of the Russian state and society.
This has changed the geography of “hot spots” in the North Caucasus. If the 1990s and early 2000s saw Chechnya as the most dangerous region, as of the beginning of 2019 Dagestan, the largest and most populated locality in the North Caucasus, is holding that “title” (although over the recent decade, Chechnya used to have been leading that rating during several quarters) [9].
However, despite the relations with the world-known terrorist structures (Al-Qaida and ISIS / DAISH which are banned in Russia), extremists failed to plunge the Russian Caucasus into the abyss of chaos. By the number of victims of hostilities (and terrorist incidents), the North Caucasus republics have not regained the figures of 2012 (meaning, since the moment of recording the start of a steady decline in those numbers). After a series of terrorist attacks in Volgograd and Stavropol Territory, on the eve of the new 2014, the extremist underground did not carry out large-scale attacks outside the North Caucasus Federal District (NCFD).
Representatives of the traditional Islamic clergy have been playing, and preserve, a significant role in stabilizing the ethnic and political situation in the region. In particular, it is worth noting their contribution to the dialogue with unofficial Muslim groups, as well as efforts to return to peaceful life those young people who have been influenced by extremists.
Under the auspices of the Coordination Center for Muslims of the North Caucasus (CSMNC), various projects are being implemented in the region themed “Islam is the religion of peace and the good”, aimed at demonstrating the true image of Islam, preventing extremism, and strengthening relations between state and religion. Extensive work is under way on a regular basis in pre-trial detention centers and jails, with lectures, seminars, workshops, and round tables delivered. In 2019, regional branches of the “United Caucasus” (“Druzhnyy Kavkaz”) club were formed in each sub-area under CSMNC’s supervision and an interregional youth forum is held to strengthen interethnic and interconfessional relations among Caucasian youth.
On the basis of the SAM (Spiritual Administration of Muslims) of Chechnya, contests “Best Quran reader in the North Caucasus” and “North Caucasus hafiz of the year” are held. Implementation of popular project “Ethnical religious tourism” continues offering visits to large mosques, hafiz schools, ziyarts of famous theologians, as well as an educational program engaging spiritual mentors. Innovative CSMNC Sports Festival held in North Ossetia titled “Relay of peace and brotherhood” proved to be a success having gathered together athletes from 10 CSMNC member regions, including a large delegation from Ingushetia [10].
The leaders of the North Caucasus and Volga regions of Russia have started taking an active part in Russian foreign policy, especially in Transcaucasia and the Middle East (including Afghanistan). With their help, Russia seeks to maximize its presence in the strategically important regions, which fits into the “turn to the East” policy and, in general, the diversification of the country’s international relations.
One should also bear in mind that after the integration of the Crimea (a territory of 27 thousand square kilometers with 2 million inhabitants) with Russia in 2014, the Russian Federation has acquired as its new citizens Crimean Tatars, who make up about 12% of the total population of the peninsula [11]. The majority of them are Sunni Muslims who have a complex and contradictory relationship with Russia, due to the peculiarities of the historical past (first of all, the negative memories of deportation initiated by Stalin in 1944). Nevertheless, in general, the Crimea is being integrated successfully, without sharp bursts of interethnic and religious conflicts.
Mufti of Crimea Emirali Ablaev shares the position of Russian Islamic clergy and authorities regarding the need to restrain religious radicalism and limit the access of foreign preachers who distribute foreign ideas and exploit the values of Islam [12]. Together with Metropolitan of Simferopol and Crimea, Lazarus, he condemned once the blockade of the peninsula organized by Mejlis organization (an extremist structure banned in the Russian Federation) [13].
In May 2019, by order of the Council of Ministers of the Republic of Crimea, the Republic’s Spiritual Administration of Muslims received, for free use, the immovable property included in the religious and cultural complex “Zyndzhyrly Madrassah” in Bakhchisarai. It is a higher Islamic educational institution founded by Khan Mengli Girey in 1500 considered one of the oldest Islamic religious educational institutions that have survived in the territory of the Russian Federation. Ismail Gasprinskiy, famous Crimean Tatar leader, used to work and teach Russian here in the 70s of the 19th century [14].
Russian authorities’ policy towards Islam is based on several principles. The state authorities constantly declare the need for an interconfessional dialogue, and the Russian project itself is positioned as a dialogue of various cultures and peoples. Thus, in his famous “Crimean speech” in March 2014, Vladimir Putin said that in Russia “not a single ethnic group has disappeared over centuries” [15].
At the same time, as to the Islam-related issues, the Kremlin and regional authorities are focused on supporting the loyal clergy, namely, the centralized religious organizations of Muslims (Muslim spiritual authorities) of individual Russian regions or the coordinating federal structures supported by the state.
The situation is further aggravated by the fact that the Russian post-Soviet identity has not been formed yet; it is a complex and painful process of searching and reconsidering at the new stage of mastering the imperial and Soviet legacy, as well as at the new stage of the relations between the state and various groups (ethnic, religious, and social).
The foreign policy of the Russian Federation features an important “Islamic” component too. Russia is highly concerned about strengthening the radical forces exploiting the so-called idea of “pure Islam” beyond the country, as well as about the possibilities of cooperation between them and Russian radicals. As a result, the country showed an extremely discreet (and sometimes sharply negative) attitude towards the events of the “Arab spring”, which followed by strengthening of political Islam and extremist sentiments in the Middle East and North Africa.
It is also here one should look for the roots for supporting the government of Bashar al-Assad during the civil confrontation in Syria, as well as for supporting the Egyptian authorities, led by Field Marshal Abdul Fattah al-Sisi, opposing the radicals. Moscow sees the secular regimes in the Middle East (despite their inherent corruption and authoritarianism) as guarantors of preventing threats to international security.
Russia’s foreign policy pays much attention to Eurasian integration. Meanwhile, in the post-Soviet space, Islam is practiced by the majority of population in the republics of Central Asia and the Caucasus: 93% in Uzbekistan, about 95% in Tajikistan, 65% in Kazakhstan, about 83% in Kyrgyzstan, more than 99% in Turkmenistan, and 99.2% in Azerbaijan [16]. Three of those countries are strategic allies of Russia as members of the Collective Security Treaty Organization (CSTO) (Kazakhstan, Kyrgyzstan, and Tajikistan).
Kazakhstan is one of the founders and members of the Customs and the Eurasian Economic Union (EAEU), Kyrgyzstan has become the fifth member of this integration structure, and Tajikistan has applied for membership in it. Uzbekistan, Azerbaijan, and Turkmenistan are important partners of Russia on issues of economic security. As a result, Russia shows considerable interest in maintaining political stability in these countries and preventing both possible “Arab scenarios” and possible “export” of terrorist threats from Afghanistan.
The threat from radical politicized Islam in general, and especially from ISIS (which is banned in Russia), remains one of the few issues today on which the United States (and the West in general) and Russia still have opportunities for cooperation, despite the general negative dynamics in their relations.
At the same time, Russia is trying to play an important role in the Islamic world, emphasizing that a Muslim identity is an important part of the all-Russian identity. According to Russian President Vladimir Putin, “traditional Islam is an essential part of the Russian cultural code, and the Muslim Ummah, undoubtedly, is a very important part of the Russian multinational people” [17]. In 2005, Russia acted as an observer at the OIC (Organization of the Islamic Conference, now renamed the “Organization of Islamic Cooperation”). Russia is also trying to act as a mediator between East and West, which has been particularly manifested in its involvement in the Israeli-Palestinian settlement process and negotiations on Iran and its “nuclear program”, as well as in the resolution of the long-term civil conflict in Syria.
Presently, Russia has been able to establish balanced constructive relations with key Islamic countries of the world: Egypt, Saudi Arabia, Iran, Turkey, Pakistan, Qatar, Jordan, and the United Arab Emirates. It should be noted that many countries of the Islamic East have consistently supported the territorial integrity of the Russian state and treated the religious radicals of the North Caucasus as their ideological opponents; moreover, they initiated criminal cases against terrorists originating from Middle Eastern states involved in extremist activities in the territory of the Russian Federation .
Russia also maintains relations with such political groups as Hamas and Hezbollah, who have a reputation of terrorists and radicals in the West and Israel. Given the Ukrainian crisis and the growing confrontation with the West, it is extremely important to diversify the country’s foreign policy.
In this regard, it seems that a top priority is preserving harmonious relations between representatives of various peoples and confessions inhabiting Russia, as well as ensuring the effectiveness of the state’s national and religious policies. However, without addressing the human rights issues on a comprehensive basis, reaching these goals will be at least a challenge.
Meanwhile, in fact, the observance of Muslims’ rights has not been studied as an independent problem, being considered only as part of the general human rights reports, where the nuances relating specifically to Russian Muslims are lost, or those issues are considered in the context of “excessive efforts” of anti-terrorist campaigns. “Securitization” also oversimplifies the problem of respecting the rights of Muslim believers, and fuels negative social stereotypes.
According to Ildar Nurimanov, an employee of the Spiritual Administration of Muslims (SAM) of the Russian Federation, the most important problem in Muslim human rights protection is the lack of institutes that could systematically handle this issue: “Oddly enough, our President, Vladimir Putin, is the main Muslim human rights defender. He’s left behind not only the authorities, who are officially charged with the task to protect the interests of citizens, but also the Muslims themselves” [18].
This expert report has been prepared by an expert group of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia (SAMR) based on publicly available information. It systematizes the main challenges in the field of respecting the rights of Russian Muslims, describes the main resonant social events, and gives the examples of ambiguous court rulings, discriminatory practices of administrative or bureaucratic nature (issues of restitution and construction of religious buildings), the issues of observing the rights of believers in the penal system, as well as of political Islamophobia.
This report is considered the first pilot project. It describes the main “bottlenecks” and the most resonant social events. In the future, it is planned to expand the subject matter of reports and analyze the problems identified in more detail. It is planned to prepare the report on the rights of Muslims in the Russian Federation annually.
Court rulings banning Islamic religious literature
The foundation for any believer’s faith is the corpus of scriptures. In the case of Russian Muslims, for many years there has been such problem as courts’ practice to ban religious texts.
According to Mufti Mukhammad Rakhimov, Head of the Spiritual Administration of Muslims of Stavropol Territory, “the Russian legal system is sick, and the sickness is in that opinions about Islamic sacred texts are issued by people who do not have the relevant knowledge or appropriate qualifications, and that district courts have the right to impose an all-Russian ban on books. They ask an opinion from people without relevant education, neither philological nor spiritual, but such people’s words are the ground to ban the literature” [19].
According to Mufti of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, Albir Krganov, “a decision to ban the translation of the Quran may be of value to the “academia”, but it is very difficult to explain to ordinary believers why the court has banned the interpretation of the book, which is holy for Muslims. Many believers simply do not understand the prohibition of the interpretation of the Quran. We have to be more attentive to such sensitive things, and here, of course, we, the public, must raise our voice in order to resolve this situation together” [20].
On September 17, 2013, the Oktyabrsky District Court of Novorossiysk ruled to ban the semantic translation of the Quran into Russian by the Azerbaijani scholar Elmir Kuliev, published in 2002 in Saudi Arabia. Four appeals have been filed against the court’s decision: by lawyer Murad Musaev (representative of the Quran’s translator Elmir Kuliev), lawyer from the city of Saratov Ravil Tugushev, Mufti of Adygea and Krasnodar Territory Askarbiy Kardanov, and a group of Muslims of Saratov Region. Three months later, the district court’s ruling was reversed by the Krasnodar Territory Court [21].
On August 12, 2015, the Yuzhno-Sakhalinsk City Court recognized as extremist the book “Prayer (Dua) to God: its importance and place in Islam”, which consists of translation of the Quran ayats and sayings attributed to Prophet Muhammad. On September 8, a copy of the court ruling was distributed on the Internet provoking vast discontent among Muslims in Russia. The leader of Chechnya, Ramzan Kadyrov, appealed against the ruling of the court of the first instance, which resulted in the ruling’s review and reversal by the Sakhalin Regional Court on November 5 [22].
In fact, in response to this incident, Russian President Vladimir Putin signed a federal law banning the recognition of texts from the Bible, Quaran, Tanakh, and Kangyur as extremist materials. The law was proposed by the President on October 14 and signed on November 23, 2015. This initiative of Vladimir Putin was supported by the leaders of various confessions in Russia [23].
In January 2019, Samara’s Prosecutor’s Office demanded that Muslim literature be recognized as extremist materials in court. Among the texts was a book with an interpretation of the Quran translated by Azerbaijani religious philosopher Elmir Kuliev. The case on the recognition of a number of tafsirs (interpretations) of the Quran as extremist literature was accepted for proceedings by the Krasnoglinsky District Court of Samara. Similar proceedings had been initiated under the lawsuit of the Volga Transport Prosecutor’s Office in the Laishevo District Court of Tatarstan. The situation was aggravated by the fact that Head of the Council of Muftis of Russia (CMR) Ravil Gainutdin and the Saratov Mufti Mukaddas Bibarsov supported the disputed tafsirs, opposed by the representatives of the Head of the Central Spiritual Administration of Muslims Talgat Tadzhutdin [24].
The problem of interpreting the rest of the religious literature remains relevant. In the case of Islam, we are talking about hadiths or classical biographies of Prophet Muhammad which are also the fundamental sources of Islam and are inconceivable without the Quran [25]. Meanwhile, a selection of quotes from al-Bukhari hadiths about jihad was banned by the ruling of the Apastovo District Court of Tatarstan in 2015. The same edition of “The gardens of the righteous” which in 2019 became the reason for the hearings at the Laishevo District Court of Tatarstan, was recognized as extremist in Orenburg in 2012, with the reversal of the ban in 2015. However, in 2014, “The gardens of the righteous” were banned by the ruling of the Artyomovsky City Court of Sverdlovsk Region. In December 2018, the book was included in the Federal List under No. 4645 for an unclear reason [26].
The construction and return of mosques: bureaucratic and social obstacles
The most important issue of observing the rights of Muslim believers is the access to places of worship. According to Mufti of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia Albir Krganov, “the shortage of mosques is really acute in our capital, this is obvious. Even for the indigenous population, Muscovite Muslims, four mosques are clearly not enough. New sites for the construction of mosques have not been allocated for more than 20 years! One should remember that the doors of mosques are always open to all our fellow believers, brothers in faith. We are not going to create a supernatural Muslim quarter in the capital. Creating religious or ethnic ghettos is not our path. At the request of believers, and given the importance of educating our youth according to religious traditions, we want to build a modern educational center with a quality infrastructure. It is a matter of satisfaction of reasonable needs of believers and a duly guaranteed freedom of conscience of Muslims. It’s no secret that there is still no culture, leisure, and education center for Muslims in Moscow” [27].
Unfortunately, today there is a problem of general suspicion towards the manifestations of Muslim culture (in the broad sense of the word), both within the authorities at various levels and in certain circles of Russian society. There are xenophobic sentiments too, and attempts to reason the reluctance to build new mosques or Islamic centers by threats of social and political destabilization or concerns that it would foster extremist sentiments. At the local level, it has become a widespread practice to seize the land previously allocated for building on the pretext that the previous municipal administration had allocated it illegally. While, according to various expert estimates, if 6,000 new mosques were built in Russia in the foreseeable future, we would have reached the level of 1920, although then the Muslim population of the country was much smaller than in today’s Russia. Currently, more than 8,000 newly built or restored mosques function in the country [28].
In Yekaterinburg, the issue of allocating a site for the construction of a mosque was put on the agenda in 2006. At that time, the city’s Muslim community was allocated a certain spot in the center to build a mosque. The plan was to eventually build the “Square of peace and concord”. But the official land transfer had never occurred. Out of several resulting lawsuits, the community won only one. As a result, the land was awarded to Ural Mining and Metallurgical Company (UMMC). In July 2019, the regional authorities announced the allocation of a land plot to the Muslim community, however, not in the center of Yekaterinburg, but in Sortirovka district, and not in addition to the existing temporary structures (prayer houses), but instead of them [29].
In May 2019, in Chernyakhovsk (Kaliningrad Region) a Muslim house of worship was demolished, as the court decided that the building had been built illegally. This was the only place where Muslims could come together for prayer, since there is not a single mosque in western Russia, and the regional Muslims’ organization has been seeking permission to build one for almost 15 years with no luck. The demolished building was the property of the family of Russian Muslims, Artur Rusyaev and Irina Rusyaeva, and was recorded among the assets of an individual entrepreneur (registered in the name of one of them) [30]. The demolition resulted in filing an appeal by Artur Rusyaev with the European Court of Human Rights.
Another problem in the territory of the westernmost region of the Russian Federation exists in Kaliningrad itself. A mosque was supposed to be built in the territory of the South Park, and the construction had commenced. However, in 2014, despite the fact that all permits had been issued to the Muslim community, they were declared illegal in court. After a series of attempts to challenge this verdict, the religious organization filed a statement with the European Court of Human Rights, which is still under consideration[31].
A difficult situation is developing in Moscow, too. In each of 2018 and 2019, more than 250 thousand Muslims attended solemn services in the capital’s mosques on the occasion of Uraza-bayram. Only four public mosques are currently operating in Moscow, with the largest of them, Cathedral Mosque (on Mira Avenue), offering only a 10,000 people capacity. In November 2018, Moscow Mayor Sergei Sobyanin confirmed the possibility of building another, fifth mosque in the territory of New Moscow. Earlier it has been also reported that, in 2019, the City could allocate a land spot in Troitsky Administrative Area of New Moscow to build an interconfessional complex, where Orthodoxy, Islam, Judaism, and Buddhism would coexist in a single territory. If built, such center would become the third one in the capital, along with the complexes on Poklonnaya Gora (“the Hill of Respectful Salutation”) and in Otradnoye District [32].
In September 2018, representatives of the Islamic community (SAMR) asked Defense Minister Sergei Shoigu and Patriarch Kirill to build a mosque near the main temple of the Russian Armed Forces in Patriot Park in Kubinka town. “We really hope that a decision will be made to approve the construction of a mosque next to the future Orthodox church, because the role of people, who practiced other religions, in the Great Patriotic War was great, and today Muslims and representatives of other religions are serving in Syria,” said then Albir Krganov.
While the Ministry of Defense informed of their readiness to consider Muslims’ initiative, the Moscow Patriarchate’s reaction to this proposal was more than discreet. “If the request comes from a lot of people, military personnel, it’s probably worth considering. But the project [in this particular territory] may be trying to tell another story, of our heroic past related to the special role of Orthodoxy”, said the spokesman for Patriarch Kirill, priest Aleksandr Volkov [33].
The capital of Kuban, Krasnodar, still has no mosque, with the nearest one located in the village of Yablonovsky (Takhtamukaysky district of the Republic of Adygea). It has a 500 people capacity; while more than three thousand believers gather for a prayer in honor of the holidays of Uraza-bayram or Kurban-bayram. According to the imam of the mosque, Asfar Myss, “[in fact,] the issue of building a mosque in Krasnodar has not been raised, same as the issue of returning the building of the historical mosque, which is now a residential house” [34]. The said building was built (the city was then called Yekaterinodar) by a Circassian merchant and patron of the arts Liu Trakhov, who funded and built asylums, mosques, channels, and a dam in the vicinity of Yablonovsky and Novy Sad farms, as well as the bridge over the Kuban river. Even in the multinational city of Sochi, a mosque was built only in 2017.
In Stavropol, a debate continues whether to return the building of the historical mosque to the Muslim community, which has been home for the regional art gallery since 1987. According to the leader of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, Mufti Albir Krganov, “officials have come up with a far-fetched reason saying that this mosque, although having been built, had never been officially opened due to the revolution. However, this approach is unreasonable, because Muslims built that mosque using their own money, and built it to be the house of the Almighty, and prayers were offered up there!” [35].
For many years, the Central Spiritual Administration of Muslims of Rostov Region (Mufti Dzhafar Bikmaev) tried to regain the land and building in 97 Krasnoarmeyskaya Street in Rostov, where an abandoned military club is located at the said address now. The club was built on the site of the former Cathedral Mosque, which was constructed in 1905 with money donated by Rostov Muslims. In 1963, by decision of the city executive committee, the building was nationalized and transferred to the nearest military unit. In 1978, the mosque was partially destroyed, the dome and minaret were demolished and then rebuilt into a soldier’s club. Rostov Muslims, referring to the federal law providing for the transfer of state-owned historical immovable property to religious organizations, claimed the building in court, but lost the case. In fall 2017, the Rostov’s municipal administration offered the disputed building for sale for 29 million rubles. The Muslim community of the city also planned to take part in the auction, but, at the last moment, the auction was canceled for unnamed reasons. Now, the Ministry of Defense of the Russian Federation is trying to take away the building and the land plot from the municipal administration [36].
In Ulyanovsk, the local Muslim community has long been fighting to have back the illegally taken building of the Historical Mosque, a monument of architecture built by Tatar factory owner Akchurin in 1853. In the 1930s, it served as the Tatar Club, and in 1940 it was transferred to the City Council and turned into a bakery [37].
In Soviet times, a planetarium operated at the site of the Shiite mosque in Vladikavkaz (the capital of the Republic of North Ossetia (Alania)). The mosque was built in the 1870s. In 1992, the planetarium was closed for a long-term reconstruction to open in 2020. While the High Spiritual Authority of the Republic has repeatedly raised the issue of the authorities’ reluctance to transfer the mosque’s building to the Muslim community [38].
Murders of Islamic spiritual leaders
Among most serious challenges to interconfessional and interethnic harmony in Russia are murders of the spiritual authorities of Islam, as well as the assassination and provocations against them. To a large extent, the leaders of traditional religions in Russia are today at the forefront of combating extremist and xenophobic ideologies and practices. They are the very persons who are trying to calm down with their words the minds of people when acute conflicts arise. Largely owing to their efforts, a unique, while underestimated, experience has been accumulated in the prevention of interethnic and interconfessional disagreements. As Mufti Albir Krganov rightly remarks, “the tragedy consists in that today some forces want to undermine society in Muslim regions of Russia at cost of people’s lives. After all, those who are behind the killings of reputable Muslim figures are pursuing exactly the goal of agitating the Islamic community” [39].
Only in 2009–2016, 45 Islamic spiritual leaders were killed in the North Caucasus. Attempted assassinations on the leaders of Muslims of Russia have been recorded in the Volga Region too (in the Republic of Tatarstan, which is rightfully considered the territory of interconfessional peace). This report describes most resonant tragic cases.
On May 25, 2009, in Makhachkala, Akhmed-haji Tagaev, Deputy Mufti of the Spiritual Administration of Muslims of Dagestan, was killed.
On September 20, 2009, Ismail-hadji Bostanov, Deputy Chairman of the Spiritual Administration of Muslims of Karachay-Cherkessia and Stavropol, rector of the local Islamic Institute (he was one of its founders and had been serving as its rector for ten years) was killed on the outskirts of Cherkessk. During this terrorist attack, Bostanov’s son was also wounded [40].
On October 3, 2009, a well-known Russian religious leader, Murtazali Magomedov, was shot; he was the only doctor of sharia sciences in Russia and the CIS at that time. He lived in Komsomolskoye village in Kyzylyurt district of Dagestan. Magomedov died from his wounds on the spot [41].
On December 15, 2010, Anas Pshikhachev, Chairman of the Spiritual Administration of Muslims of Kabardino-Balkaria, was killed in the courtyard of his building in Nalchik. He was one of the most influential spiritual leaders of both the KBR and Russia as a whole, he wrote more than 50 monographs on theological and legal issues, and had developed an educational program for higher religious institutions. By decree of the President of Russia, he was posthumously awarded the Order of Courage bearing the following wording: “For courage in the performance of civic duty” [42].
On April 20, 2011, in the courtyard of his own house in Averyanovka village (Kizlyar district, Dagestan), Nuri Ramazanov, Islamic leader, active Sufi preacher, and imam of the mosque in Borozdinovskaya village (Chechnya), was killed with automatic weapons.
On June 7, 2011, in Makhachkala, rector of the Institute of Theology and International Relations Maksud Sadikov and his nephew were shot dead by unknown killers. Sadikov was one of the initiators of establishing the Institute of Theology and International Relations, the first educational institution in the North Caucasus offering students both secular and religious education.
On October 27, 2011, in Khurik village (Tabasaran district of Dagestan), Sirazhutdin Israfilov (Sirazhutdin of Khurik), a well-known religious figure who opposed heavily the extremist movements of Islam, was shot [43].
On February 13, 2012, in Pyatigorsk, Deputy Mufti of Stavropol Territory and famous Islamic religious activist Kurman Ismailov died in a car explosion [44].
On June 28, 2012, in Kirovaul village (Kyzylyurt district, Dagestan), famous Islamic scholar Magomedkhabib Zaurbekov was killed with a sniper shot to the heart [45].
On July 19, 2012, a double terrorist attack was committed in the capital of Tatarstan, Kazan. Famous Islamic theologian and head of the educational department of the Spiritual Administration of Muslims of Tatarstan, Valiulla-hazrat Yakupov, was killed. Fifteen minutes later, the car of Mufti of the Republic, Ildus Fayzov, exploded. The mufti himself was driving, and there was nobody else in the car. He survived, but in 2013 he left his post for health reasons. The assassination attempts on the two well-known Islamic figures of Tatarstan, and the murder of one of them, took place on the eve of the Muslims’ holy month of Ramadan. Subsequently, by a presidential decree, Fayzov was awarded the Order of Friendship [46].
On August 28, 2012, an explosion occurred in the house of Sufi Sheikh Said-Afandi Atsaev (Said of Chirkey) in Chirkey village (Buinaksky district). The bomb was launched by a female suicide bomber. As a result, eight people died: Sheikh Said of Chirkey, six people who were nearby, and the suicide bomber herself. Several victims of the explosion were taken to hospital. Sheikh was one of those who had started the intra-Islamic reconciliation in Dagestan, having played a significant, if not the decisive, role in the process. He was considered one of the most famous and influential Sufi sheikhs of the Naqshbandi and Shazili tariqahs in Dagestan and impacted significantly the operation of the republican Muslim Spiritual Authority [47].
On December 26, 2012, near Chmi village on the outskirts of Vladikavkaz, Deputy Mufti of North Ossetia Ibragim Dudarov was shot on the way home. At the time of the murder, he was 34 years old, and had been in charge of educational matters at the Spiritual Administration of Muslims (SAMR) of North Ossetia for five years. He left four minor children [48].
On August 16, 2014, another Deputy Mufti of North Ossetia, Rasul Gamzatov, was killed near his home in Vladikavkaz [49].
On September 25, 2014, in Teletl village (Shamilsky district of Dagestan), Shamil Badaviev was shot dead. He was one of the initiators of constructing the madrassah in Teletl and supervised the construction process. He also was among the opponents to radical religious movements [50].
On August 20, 2015, in Stavropol Territory, 32-year-old Zamirbek Makhmutov, Deputy Imam of Irgakly village, was found dead, shot on the way to morning prayer at the mosque.
On September 9, 2015, in Novy Kurush village (Khasavyurt district of Dagestan) Imam Magomed Khidirov was shot near the building of the local mosque.
On September 26, 2016, Ravil Kaybaliev, Deputy Imam of Neftekumsky district of Stavropol Territory, was killed by unknown people on the road from Budennovsk to Kara-Tyube [51].
According to the Mufti of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, Albir Krganov, “the lives and works of the Muslim leaders who died from the hands of terrorists must be studied”. In his opinion, it is important not only for representatives of Islam, but also for the entire Russian society and state [52].
Manifestations of Islamophobia
Russian orientalists Aleksey Krymin and Georgiy Engelgardt defined Islamophobia as “actions and statements that Muslims regard as hostile to Islam. The concept covers an extremely wide range of meanings, from pogroms to any criticism of Muslims and Islamic activists, Islamic religion, and social practice” [53]. The term became widespread after the British research center Runnymede Trust published its report “Islamophobia: a challenge for us all” in 1997. The main features of such a discourse were defined as:
— treating Islam as a backward, archaic, or authoritarian religion, not prone to dialogue and compromise;
— treating one of the world religions as a threat to stability and order [54].
One should bear in mind that the concept of Islamophobia itself, first of all, was based on European context, with all the theories associated with the understanding of Islamophobia as a special form of racism, product of the colonial era, element of the extreme right ideology, and so on, designed to explain European reality, where the Muslim factor is actualized primarily in the migration context. In Russia, the situation is completely different, therefore, many Western approaches are applicable only partially [55].
In case of Russia, in the overwhelming majority of cases, politicians and senior government representatives show a pronouncedly correct and respectful attitude towards Islam. According to President Vladimir Putin (November 2019), “Islam and Christianity, like other world religions, are based on fundamental humanistic values that are of lasting importance: on mercy and love for one’s neighbors, on justice and respect for the human as a person”. And that is precisely why, according to Russian President, “the joined efforts of religious organizations and their constructive interaction with state and social structures” will certainly help strengthen civil peace and harmony” [56]. Vladimir Putin also stated (in 2013 and 2018) that Islam is “part of the Russian cultural code” [57].
The Russian Federal Law “On freedom of conscience and on religious associations”, while emphasizing “the special role of Orthodoxy in the history of Russia and in the formation and development of its spirituality and culture”, declares respect for Islam, Buddhism, Judaism, and other religions, which are an integral part of the historical heritage of peoples of Russia” [58].
In the Russian Federation, there are about 8 thousand active mosques, and more than 90 regional CROs (Muslim Spiritual Authorities), with three of them having the status of organizations of federal significance, namely, the Central Spiritual Administration of Muslims of Russia (lead by Talgat Tadzhutdin), Spiritual Administration of Muslims of the Russian Federation – Council of Muftis of Russia (Ravil Gainutdin), and Spiritual Assembly of Muslims of Russia (Albir Krganov); one of the organizations with an interregional status, the Coordination Center for Muslims of the North Caucasus (Ismail Berdiev); about ten Islamic higher educational institutions; 70 licensed secondary specialized madrassahs; the Bolgar Islamic Academy, in the town of Bolgar (Republic of Tatarstan); with representatives of the Muslim clergy working as members of various councils under the President of the Russian Federation, under the Federation Council, under the Federal Agency for Ethnic Affairs, and under the Public Chamber of the Russian Federation.
Supported by the state, the Islamic Culture, Science, and Education Support Foundation assists considerably in implementing the official goals of the Muslim Spiritual Authorities and social projects. Moreover, representatives of Muslim peoples are widely represented in the federal and regional government.
As to leading Russian politicians, the Communist Party leader Gennadiy Zyuganov, while rarely mentioning the Islamic topic, always emphasizes such positive element of the religion as “the priority of the collectivist values over the individualistic ones”. He voiced these theses during his speech at the All-Russian Muslim Meeting in 2011.
In his public speeches, the Communist Party leader talks regularly about his working experience in the North Caucasus and the efficient interaction with Muslim spiritual opinion leaders [59].
Aleksandr Prokhanov, famous writer and journalist, Editor-in-Chief of Zavtra newspaper (which is ideologically close to the Communist Party), advocates an “Orthodox-Islamic” and “Slavic-Turkic alliance”, which could become an alternative to the Anglo-Saxon domination. Publicists working in the Eurasia-oriented fields (Aleksandr Dugin) also support similar positions [60].
Given this context, it is impossible to claim the existence of Islamophobia in the Russian Federation as a state official policy. Mufti of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, Albir Krganov, voiced this thesis in one of his speeches at a meeting of OSCE’s Office for Democratic Institutions and Human Rights in Warsaw. While, according to him, such state of affairs, of course, still does not eliminate the existing issues [61].
Vladimir Zhirinovskiy, the permanent leader of the Liberal Democratic Party of Russia (consistently maintaining his own fraction in the lower house of the Federal Assembly) stands out against the background of a generally respectful attitude towards Islam and Muslims. This politician has been consistently supporting the national populist agenda, with Islamophobia given an important place within its framework. “We are not saying that Islam itself is hostile. But Islamic doctrines, teachings, postulates, and practice of rituals feature an excessive fanaticism which creates a confrontation with neighboring peoples”. As he predicted, “In the future, we will have clashes between Christianity and Islam” and “Russia’s task is limiting Islam to the cultural framework only” [62].
Mr Zhirinovskiy’s Islamophobia is multidimensional. Firstly, it includes the offensive statements against peoples, who mostly practice Islam. Thus, the LDPR leader used to make statements about birth control in the North Caucasus and the need to fence the region in “barbed wire”. “All peoples are good, but there [in the North Caucasus], an excess of population exists,” said the LDPR leader, pointing out that in such a situation, locals often get involved in crimes. Therefore, it is necessary “to take measures related to limiting the growth of population in the North Caucasus, since the main reason for all wars and revolutions is soaring population growth”. Subsequently, he reworded his statements saying that the “barbed wire” should isolate only armed insurgents [63].
Secondly, Zhirinovskiy opposed to granting special rights to regions, in particular, to Tatarstan. He consistently opposed to making a special treaty on the delimitation of powers between Moscow and Kazan, as well to the existence of ethnic republics within the Russian Federation [64].
According to famous Russian Islamic scholar and researcher Aleksey Malashenko, “the main reason for Islamophobia is the fear of Islam, rooted both in real events taking place in Russia and in the world, and in our perception of them”. Meant are such events as the conflicts in the Caucasus in the 1990s, the situation in Central Asia and in the Middle East countries, and the threats of terrorism. Frequently, interpreting of such events is oversimplified, and the sources of the fear are extrapolated to all representatives of the “other” religion [65]. As a result, the theses on internal migration (where inhabitants of various ethnic republics move to regions with a predominantly Russian population) as a source of conflicts and threats serve as the calls for building “protective barriers” rather than for forming competent national policies and conflict prevention. On this issue, Aleksandr Tkachev during his term as Governor of Krasnodar Territory spoke a lot [66]. For a long time, the local Muslim community had been raising the issue of the regional anthem, which, in their opinion, contains Islamophobic statements. The text of the anthem contains an address from the Cossacks to Kuban (their native region): “While here, we are thinking of you as the Mother, and we are going to the mortal battle to defeat the enemy, the basurmans [“followers of other than Christian faiths”]”.
But the problem is that Krasnodar Territory is home for not only the Kuban Cossacks. In 2013, after an incident during a football game between the clubs Krasnodar and Anzhi (Makhachkala), when fans had burned the Dagestan flag, the Dagestan leaders raised the issue of the anthem as a work that incites interethnic and interconfessional hatred. According to the then chairman of the parliament of the republic, Khizri Shikhsaidov, the Kuban national anthem calls “believers of different religions to fight”. The then current leader of Dagestan Ramazan Abdulatipov raised the issue of the anthem’s compliance with the Constitution and the legislation of the Russian Federation [67].
In addition, as far as channeling of Islamophobia is concerned, various media shows and statements in social networks also represent a significant problem. According to researcher of Russian Islam, Sofiya Ragozina, journalists and bloggers tend to label everything that is not familiar to them as “radical” or “extremist”. “It is not limited to such an evident strategy to emphasize the affiliation with the Muslim community in materials about crimes committed. One can also frighten the reader with “thousands of Muslims having jammed the subway” or by equaling zakat[68] to racket” [69]. Thus, Mufti of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, Albir Krganov, drew attention to that the phrase “Islamic fascism”, used in a popular TV show, “Military Secret”, on the REN-TV channel is inadmissible.
Representatives of Muslim clergy and public organizations criticize the use of such terms as “Islamic terrorism” or “Islamic extremism”. According to them, such references as “the warrior of Allah” or “Shaheed belt”, which have been widely used on TV, in print media, and on the Internet in the context of terrorist practices, are unacceptable, since they are aimed at discrediting Islam as a religion and fueling negative stereotypes about Muslims [70].
In a study of Islamophobia in Russia (conducted by Sofiya Ragozina using an empirical database of 20,699 articles from Russian newspapers published in 2010–2018), a number of important media trends were noted. All selected articles contained the words “Islam,” “Islamic,” and “Muslim.” Ragozina paid attention to the epithets and verbs accompanying this concept in the newspapers. It turned out that the most frequent collocation used was the “radical”. But, of course, the articles failed to define clearly the difference between radical Islam and traditional one. [According to them], the radical Islam includes everything related to the turbulent situation in the North Caucasus regions and in any troubled regions around the world [71].
According to Ragozina, “studying the discussion of Islam in the press, one can see that authors often strive to impress readers with statistics. Journalists like to count the size of a Muslim community or of those gathered for a particular Muslim celebration. “Millions”, “tens of thousands”, “millions of crowds of exalted Muslims” are the most frequent quantitative characteristics of Muslims in Russian newspapers. The purpose of all these efforts is presenting the issue as an immense one” [72].
This has led to the securitization of Islam and linking a whole range of issues related to the religion exclusively to security problems, or, in many publications, even to equaling the entire religion to extremism and terrorism. In this regard, statements of famous religious leader, deacon Andrey Kuraev, are indicative: “I only protest against the idiotic phrase “terrorism has no religion and ethnicity”. Terrorists do have both”, “Do Irish or Basque guerilla fighters arrange explosions in Russia? The Islamic community of Russia must recognize terrorism as its “issue”, “its sore”. In some ways, of course, this phrase is true. Some representatives of other faiths do have bad deeds. However, their acts have reasons, for example, possible economic benefits, manic predispositions, and so on. However, it is important that in this case, crime is not the goal itself, but rather a means to obtain personal benefit. While in the case of Islam, a crime is committed for the sake of the crime, and the cult of personal sacrifice, allegedly in the name of Allah, is practiced”, summarizes Kuraev [73].
The topic of Islamophobia also arises objectively in connection with court rulings regarding the media, which position themselves as consistent advocates of the Muslim religion.
On June 14, 2019, editor of the Religion department of the well-known Dagestani newspaper Chernovik Abdulmumin Gadzhiev was detained as a suspect. On July 22, he was charged with committing crimes under Part 2, Art. 205.5, and Part 4, Article 205.1 of the Russian Criminal Code, namely, financing of terrorism and involvement in the activities of a terrorist organization. Subsequently, Gadzhiev’s detention has been extended for new terms. In such cases, the prevention of terrorism as seen by the authorities is opposed to the views of the editorial team, which stands for protecting the rights of a group of believers. In this context, an impartial investigation and court ruling are crucial. And ensuring the true awareness of the population is equally important for preventing the politicization of such cases.
In such situations, the lack of reliable information fuels the spread of speculation, which can be illustrated by detention of Dagir Khasavov, a lawyer known in professional circles as the defender in many high-profile cases, and as a defender of Muslim rights.
Khasavov is charged with obstructing justice (Part 1, Article 294 of the Russian Criminal Code), bribery, and coercion, or evading, to give evidence (Part 4, Article 309 of the Russian Criminal Code). Due to the absence of sufficient information on the evidence available on the case, speculations have occurred on his detention as related to his professional activities [74].
Mufti of the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, Albir Krganov, commented on the lawyer’s detention: “Our religion teaches us to carefully review the information we receive”.
The situation caused by the detention of lawyer Dagir Khasavov has caused many questions and concerns in the society.
In addition, in our opinion, a detention in such cases fuels various provocations and gossip. Many people who used to track Khasavov’s professional activity are asking questions about the charges being pressed, but are receiving no answers. At the same time, various versions of what is happening are voiced... Citizens need to understand and feel in practice that their rights are observed as guaranteed by the basic law of the state, the Constitution.
At the same time, we believe that society has the right to know more about what the defendants in such processes are specifically accused of. The investigation should be as open and understandable to the public as possible” [75].
Mufti of Moscow under SAMR of the Russian Federation, Ildar Alyautdinov, also commented on this situation: “Such news always causes concerns and suspicions in society. As a rule, such cases are widely covered in in the media and debated, while few have reliable information. Of course, such harsh measures as detention and serious charges always raise many questions. Some people do not rule out the political motivation for such persecution, while others associate these arrests with the suspects’ activities. I express my hope for a fair and open investigation of these and similar cases. Citizens need to feel that they live in a country where the rights of all people, without exception, are respected” [76].
Judicial awards against Muslim clerics can also fuel Islamophobic sentiments. In April 2017, the Moscow District Military Court sentenced Sheikh Makhmud Velitov, Imam of the Moscow Yardyam mosque, to three years in a colony under the charges of publicly acquitting terrorism. The defense denied this claim, stating that a prayer for absolution could not contain a justification for terrorism, and the imam was asked to read the prayer for the murdered person without informing him that such murdered person was a member of any organization. Currently, Makhmud Velitov has served his sentence and is now back home [77].
In Aleksandrovskaya Cossack village (Kabardino-Balkaria), parents of schoolchildren are not satisfied with the way the subject “Fundamentals of religious cultures and secular ethics” is taught, as the Caucasian Knot Internet media reports. According to Aleksandr Sviridov, chairman of the school’s parent committee and chieftain of the local Cossack community, the teacher of this discipline was trained only in one (out of possible six) module, namely, on the foundations of Orthodox culture. So, the parents had been deprived of choice, since all 4th grade students had been enrolled for this module, although there are Muslim children among them. In addition, the students are forced to learn prayers and paint icons, and many parents are not happy with that. That is why mothers and fathers filed complaints with the regional Ministry of Education, the prosecutor’s office, and the municipality. As the article clarifies, Deputy Minister of Education of the KBR Irina Shontukova met with the parents of the schoolchildren and listened to their complaints. She promised that the department would soon give its response.
Earlier, The Caucasus Post wrote that such imbalances, unfortunately, had been observed in many schools in the North Caucasus. A formal approach to teaching the subject “Fundamentals of religious cultures and secular ethics” and leaving children and parents without a choice are frequent [78].
Non-conventional Muslim groups and the authorities: problems in the relations
Another challenging issue of relations between the state and religion is the authorities’ policy towards non-conventional Islam, namely, towards those Muslim groups that are neither officially registered nor submit to the jurisdiction of the operating Muslim Spiritual Authorities (which are recognized by law) or [belong to] structures banned by the legislation of the Russian Federation.
We are talking here about various pseudo-Salafi groups. They have the strongest positions in the North Caucasus (especially in Dagestan), and, to a lesser extent, in some Volga territories (Naberezhnye Chelny, Kukmor, and Almetyevsk in the Republic of Tatarstan; they are also present in the Republic of Bashkortostan, Mordovia, and Penza Region). Their supporters are toughly opposed to official Islamic clergy (SAMR). In the context of Russian Islam, they consider representatives of the spiritual administrations, firstly, overly connected with secular state authorities, and, secondly, practicing Islam only “for the sake of ceremony”.
As a rule, pseudo-salafis are extremely intolerant and aggressive towards any manifestation of “non-Islamic behavior”, for example, to celebration of popular holidays (“Sabantuy” in Tatarstan, or the secular New Year), which they treat as manifestations of paganism [79]. In the context of the North Caucasus, misleading Muslims in terminology, pseudo-Salafists criticize the actions of murids (Sufi sheikhs) and mentoring in general, as well as visiting holy sites or burial places.
On March 27, 2018, at a meeting of the Interreligious Council of Russia, Chairman of the Spiritual Administration of Muslims of Tatarstan, Mufti Kamil Samigullin, announced the need for a legislative ban on Wahhabism and for recognition of its ideology as extremist [80].
Artem Khokhorin, Tatarstan’s Minister of the Internal Affairs, voiced his concerns about the formation of the second generation of Salafists in the Republic at a meeting of the Ministry of Internal Affairs of the Republic of Tatarstan. According to him, Tatarstan has a negative trend of the formation of the second generation of Salafists, meaning the children of families prone to radical Islamic ideology [81].
Pseudo-Salafists operate in Russia through various network structures. They do not have any specific speaker or single leader. The motivation, degree of radicalism, and methods of pseudo-salafis vary. Attempts to negotiate with “unofficial” Muslims and get them involved in peaceful processes in different Russian regions have been taken at different times and with varying success.
In addition to the Salafis, representatives of the Hizb ut-Tahrir al-Islami (HT) party operate in Russia. This party was founded in 1953 in East Jerusalem by Palestinian jurist Taki al-Din Nabhani (1909–1977). The party itself positions its activity as “a struggle to establish the Islamic lifestyle and implementing the Islamic call” [82]. What distinguishes the followers of this party, in their public statements, they usually deny violence. But at the same time, the ideology of HT includes anti-capitalism, anti-Zionism, anti-democracy, and anti-Westernism. Terrorism acquittal sentiments are also frequent. In the territory of Russia, this movement is spread primarily across Volga Region. In early 2003, the Prosecutor General’s Office of the Russian Federation and the Supreme Court listed HT as a terrorist structure. However, this measure did not stop the spread of the party’s views in Russia, especially in Volga Region.
Since the early 1990s, followers of Said Nursi (1878–1960) and Fethullah Gulen (born in 1942 in Erzurum, currently residing in Pennsylvania, USA), Turkish-origin preachers, have been extremely active in Russia, especially in the field of education. In May 2007, Moscow’s Koptevsky Court recognized certain Russian translations of Said Nursi’s “Risale-i-Nur” works as extremist containing propaganda of religious exclusivity [83]. In 2008, the operations of the Nursi movement in Russia was banned by the decision of the Supreme Court of the Russian Federation (after an action brought by the General Prosecutor’s Office and supported by the Ministry of Justice and the Federal Security Service) [84].
The activities of the Tablighi Jamaat (“the Society for the Propagation of Faith”) in Russia are not very noticeable, unlike those of the Salafists, members of Hizb ut-Tahrir, or neo-Nursis. This Islamic movement emerged in 1927 in British India owing to the activity of Muhammad Ilyas Kandhlawi (1885–1944). The original goal of the movement was the return of the Muslims of India to the “true faith” and isolation from the influence of Europeans and secularization. Unlike Salafis or “Hizb ut-Tahrirs”, “Tablighis” work, as a rule, with the Muslim environment, without spreading their views among non-Muslims. Many authors draw attention to the fact that, despite the declared political indifference and the focus on moral and ethical practices, the appeal to the “true” and “right” faith gradually forms extremist views among TD members. Hence the “Tablighis” are viewed as “pre-radicals” [85]. In Russia, the Supreme Court banned Tablighi Jamaat in 2009 as an “extremist organization.
In any case, there are Russian Muslims who do not approve completely of the authorities’ policy towards all of the above structures, seeing it sometimes as unnecessarily and unjustifiably prohibitive. This results in the attempts to present the actions of the executive authorities, courts, or the law enforcement system against HT activists, Salafists, or “Tablighis” as manifestations of the state’s Islamophobia [86]. And these judgements require a sound response from the official Muslim Spiritual Authorities.
This theme has been most actively covered in the Western media in the Crimean context, since after the transition of Crimea under Russian jurisdiction, the laws of the Russian Federation on the ban, for example, HT, were also extended to the peninsula. The fact that Mufti of Crimea Emirali Ablaev shares the position of the Russian Islamic clergy and authorities regarding the need to restrain religious radicalism and to limit the access of foreign preachers spreading alien ideologies and exploiting the values of Islam is deliberately overlooked. The Mufti of Crimea, together with Metropolitan of Simferopol and Crimea Lazar had once condemned the blockade of the peninsula, organized by the nationalist “Mejlis” organization [87].
He also advocates the return of all religious objects of Muslims of Crimea, as well as objects of cultural heritage. During his term in the SAM of Crimea, about 80 religious Muslim objects had been returned, more than 60 mosques had been built, and three madrassas has been opened. In February 2018, he made an address to Crimean Tatars to take part in the presidential elections on March 18, 2018. Jointly with Ruslan Balbek (deputy of the State Duma of Russia, also a Crimean Tatar by ethnicity), the Mufti supported the construction of a mosque in Simferopol, which will be opened in April 2020 [88]. It was at the request of Emirali Ablaev that Russian President Vladimir Putin pardoned the convicted activists of the Mejlis organization, Akhtem Chiygoz and Ilmi Umerov in October 2017 [89].
Court rulings banning hijabs
Wearing religious clothes is one of the most pressing problems not only abroad, but also in Russia, which is a multiconfessional territory. In Russia, as in a range of European countries, attempts are being made to resolve this issue on the legislative level. Presently, wearing a hijab in educational institutions is one of the topical issues. Despite the fact that this issue has received publicity in Europe much earlier than in Russia, no clear solution has been developed.
In accordance with Article 28 of the Constitution of the Russian Federation, “freedom of conscience, freedom of religion, including the right to practice individually or jointly with others any religion or not to practice any, to freely choose, have and disseminate religious and other beliefs and act in accordance with them, are guaranteed” [90]. This provision is also supported by the Federal Law “On freedom of conscience and on religious associations” [91].
Attempts to implement the above principles of a democratic state have led to that such an ordinary garment, like a scarf, has become a tool in a dispute between representatives of secular and religious discourse.
The first debates on the subject arose only at the beginning of 2000, in connection with the right to be photographed for documents wearing a headscarf. In 2003, the Supreme Court of the Russian Federation resolved the issue by its ruling permitting Russian Muslim women not to lay bare their heads for passport photographs.
In Russia, there is no official federal-level prohibition to wear a hijab (Islamic female headscarf) in educational institutions. According to the Federal Law “On education in the Russian Federation” dated December 29, 2012 (as amended on June 4, 2014), the appearance of students, as well as wearing school uniforms, is determined by the educational institution’s administration, with standard requirements for school uniforms determined by regional authorities. In 2013, the Ministry of Education and Science of the Russian Federation developed Russian region’s model standard requirements for school clothes stipulating that “the appearance and clothes of students ... must comply with the business dress-code standards generally accepted in society and be secular” [92].
On June 4, 2014, the Federal Law “On school uniforms” was issued, according to which educational organizations have the right to establish requirements for the appearance of students. If wearing religious clothes or attributes is fundamentally important for the child or parents, in this case they may choose from among several types of education (home, part-time, correspondence, and external schooling) or transfer the child to a private school.
Since 2012, several conflict situations have been recorded related to religious dress code. In October 2012, in Stavropol Territory, at school No. 12 in Kara-Tyube village, a conflict occurred between the school administration and parents of Muslim girls. The school principal forbade the students to wear hijabs in classes arguing that the school is a secular educational institution. Soon after that, the government of Stavropol Territory approved the basic requirements for school clothes and the appearance of students. In particular, the document forbade schoolchildren to attend classes in religious clothes and headwear.
It should be noted that in October 2012, President of the Russian Federation Vladimir Putin said during his press conference: “One should always have great respect for religious feelings of others. This respect should be manifested in the activities of the state, in the nuances, in everything. Second, we have a secular state, and we must proceed from that” [93].
In 2013, the Supreme Court considered a petition filed by residents of Stavropol Territory, who demanded permission for their daughters to wear hijabs at school and reversal of the prohibition previously imposed at the local level. The prohibition supporters argued that Russia is a secular state offering education which is secular in nature, and restricting public demonstration of religious attributes of any confession cannot violate anyone’s rights. While their opponents reasoned their position by referring to religious identity and an ability to exercise one’s right to freedom of conscience and religion, which also implies certain clothing rules.
In 2013, Russian Federation’s highest court dismissed the petition against the ban, and, two years later, confirmed its award on a similar appeal from Mordovia. In the republic’s Belozyorye village (where 90% of population are ethnic Tatars) a conflict broke out in a school after the regional government approved the requirements for student uniforms on May 12, 2014, prohibiting wearing clothes with “religious attributes” and hijabs while at school. Representatives of the Muslim community of the republic filed a lawsuit to declare the ban illegal. Mordovia’s government called the village to take into account the fact that some former inhabitants of Belozyorye had been seen in the units of the Islamic State organization (banned in Russia) in Syria.
On February 17, 2015, the Public Chamber of the Russian Federation considered the issue of wearing headwear by female students in schools and other educational institutions in the legal, religious, and cultural and traditional contexts. Human rights activists, lawyers, and representatives of various Russian faith-based associations participated in the debates. The discussion had been triggered by the petition of the residents of Mordovia in connection with the above decision of the republic’s government. Iosif Diskin, Chairperson of Public Chamber’s Commission for the Harmonization of Interethnic and Interreligious Relations, emphasized in his speech: “If we do value interreligious peace, we need to act with extreme caution, sympathy, and understanding. And we have to search for compromises that would not violate or question the fundamentals and dogmas of a religious identity, and, on the other hand, would take into account the particular space our children come to” [94].
In fall 2016, Saransk Court arrested in absentia several residents of Belozyorye village who were members of a terrorist organization. Around that time, photographs appeared on the Internet “allegedly made at the school, with minor Muslim girls in hijabs posing with weapons and praying” [95]. In December 2016, the Belozyorye school’s director was removed (she and the teaching staff also used to appear in hijabs), and teachers and students were instructed not to wear hijabs while in the school [96]. In a month, out of 20 Muslim teachers, four almost immediately resigned, three agreed not to wear headscarves in school, and 13 teachers continued to go to work in light headscarves. The teachers filed a lawsuit but failed to obtain an award reversing the ban [97].
In January 2017, Chechen Republic’s leader Ramzan Kadyrov and Minister of Education of the Russian Federation Olga Vasilyeva shared their opinions on this matter. During her press conference in Moscow, the minister said she supported the ban on wearing hijabs in Russian schools: “For many years, as you know, I had been running a university department of state and interconfessional relations, and I don’t think that true believers try to accentuate their attitude to faith by attributes. This is my deepest personal belief”. In response to Vasilyeva’s speech, Ramzan Kadyrov stated: “The Constitution of the Russian Federation guarantees freedom of conscience and freedom of religion, freedom to choose, have, and distribute religious and other beliefs and act in accordance with them” (Chapter 2, Article 28). The Minister of Education has stated that this issue had been resolved by the Constitutional Court”, but the Court had not considered this case or awarded a ruling on it! And conclusions based on a nonexistent award should be recognized as erroneous and misleading Russian citizens [98].
As a result, in Astrakhan and Murmansk regions, regional authorities also introduced school uniform requirements prohibiting students from attending classes in religious clothes and headwear. In Rostov Region, schoolchildren are not allowed to wear “religious clothing, including clothing covering their face”. Tatarstan’s government banned wearing “garments covering the face”. In Bashkortostan, schools are recommended to ban students’ wearing religious clothes and headwear. In March 2017, the Chechen parliament passed amendments to the law permitting students to wear clothes that reflect their religious beliefs. School and university administrations will have to take this fact into account when establishing the requirements for uniforms.
However, prohibitions on wearing hijabs still occur. In May 2019, the Prosecutor’s Office of Oktyabrsky District of Penza submitted proposals to directors of those 20 municipal schools in which wearing hijabs and other religious clothes was not prohibited. The prosecutor general noted that the prohibition to wear religious clothes must be officially provided for in the “school uniform regulations” of each school and the compliance with such prohibition must be strictly observed [99]. Moreover, 12 officials of the educational institutions had been subject to disciplinary action [100].
A month earlier, in Kazan, school teachers were asked to provide the police with information about families adhering to “strict religious beliefs.” Well-known Kazan lawyer Ruslan Nagiev published a photograph of the document, which reads as follows: “We ask you to specify, in the characterizing material, when the minor (family) has started adhering to strict religious beliefs (since when the minor has begun wearing hijab)”.
On his page on social networks, Nagiev commented on the document as follows: “The constitutional rights of freedom of conscience and confession have been grossly violated. Personal data and information about personal life have been collected without the consent of children’s parents. A religious-based discrimination is evident” [101]. According to a publication in New Omsk, in Kirovsky District Court, Alina Navruzova, a 3rd year student at Omsk Regional Medical College, is upholding the right to wear a hijab during classes. The college administration has prohibited wearing a hijab referring to the charter of the educational institution [102].
Thus, the issue of wearing hijabs at educational institutions has not been universally resolved de facto. Russian regions were free to choose their priorities independently: secularism or local features, taking into account the religious factor. And in this regard, the prevailing local Muslim population was not a decisive reason (the examples of Chechnya, Tatarstan, and Bashkortostan show various patterns).
The Russian Federation, as a democratic multiconfessional state, inevitably faces the situations related to the limits, and protection, of the freedom of religious beliefs expression. Wearing religious clothes is one of the most pressing issues offering no universal solution but requiring regulation not only on the level of an entire particular state, but, sometimes, on the level of its particular region. The problem of wearing Muslim headscarves in educational institutions has been repeatedly brought to public attention. The legal tradition and historical experience of each state are among the factors in resolving this issue. Today, the Russian Federation has no federal law clearly regulating this matter, which may lead to new conflicts associated with wearing hijabs in secular schools.
Muslims’ rights in the sphere of pilgrimage (hajj)
In 2017, 350 Muslims were stuck at Domodedovo Airport waiting for the flight departure for the hajj. Among them were residents of Bashkiria, Chelyabinsk Region, Mordovia, Yekaterinburg, and Tatarstan (town of Kukmor). Customers of two companies, Ural Service and Tulpan Travel, were affected.
Several dozens of people from Chelyabinsk Region had been staying in Moscow since August 12. The travel agency promised them a flight on the 14th, then began to “feed promises” and eventually vanished. Most of the pilgrims were elderly people who cannot stand up for themselves and are afraid to make their problems public [103].
Similar events took place in 2018. 98 pilgrims from the Republic of Bashkortostan were unable to departure for Mecca on August 4. Hadzh Fund travel company, registered in Naberezhnye Chelny, failed to obtain quotas for the tourists to enter Saudi Arabia [104].
It should be noted that after the growth of violations of Muslims’ rights, Russian Hajj Mission has been setting up stricter requirements for all parties involved in the process of organizing the pilgrimage. It requires to actively engage the law enforcement agencies to suppress unlawful acts by unfair individuals and legal entities aimed at the illegal collection of documents and money of pilgrims; it also demands to ensure extensive explanatory coverage in the media.
Since 2019, in order to prevent wrongdoings in the field of pilgrimage (hajj), Russian Hajj Mission has been printing individual pilgrim certificates on special paper with watermarks with 5 degrees of protection. Each tour operator receives the number of certificates according to its quota. Now the hajj can be performed only by a person who has received an individual pilgrim certificate.
Muslims’ rights in the penal system
In the context of respecting human rights, the issue of the rights of persons in places of confinement has been discussed for several years. This fact is seen as the sign of the establishment of democratic traditions in Russia and departure from the authoritarianism’s legacy, when the penal system was de facto considered primarily as a system of repression and punishment.
However, the rights of believers require special attention. Understanding the importance of freedom of conscience and religious freedom for personal development, as well as the belief that the observance of the human rights protection framework in the course of executing sentences of imprisonment, contribute to the reformation of convicts and ensure the inalienability of such freedoms for persons sentenced to isolation from society. Religion as a form of spiritual culture contributes to the moral improvement of a person, so it is simply irreplaceable in working with prisoners. Failure to understand that results in significant radicalization of believers in places of confinement, which risks channeling extremist views to a group of doubters, who have not chosen their path.
Meanwhile, for many years human rights defenders and public activists have been facing the issues of violating Muslims’ rights in the penal system. In spring 2015, comprehensive report “On the situation of residents of the Chechen Republic and Republic of Ingushetia in the penal system institutions” was issued prepared by the “Civil Assistance” Committee. The authors stated that the situation in places of confinement for prisoners from these two Russian regions has its specific features. The first one is due to the general negative image of the two Chechen military campaigns. The second one is connected with a general lack of understanding the needs of the convicts associated with practicing Islam which results in their discrimination on religious and ethnic grounds [105].
After several years, the situation has not improved significantly. Thus, on November 9, 2019, during her visit to colony IK-7 in Karelia, Human Rights Commissioner Tatyana Moskalkova met with two Muslim prisoners who complained that the colony’s schedule did not allow them to pray at the prescribed time. “I think there is such a problem. And it deserves attention. The time of prayers prescribed by the Quran and the prisons’ routine are not aligned. It seems to me that it is necessary to discuss with the higher spiritual community, together with the Federal Penitentiary Service, the possibilities of a compromise so that people could pray according to the Quran”, summed up the Russian Human Rights Commissioner [106].
Other examples confirm Tatyana Moskalkova’s conclusions. Former member of the Federation Council, Rauf Arashukov, who was arrested on the gas theft case, in May 2019, reported a violation of believers’ rights in the pre-trial detention center due to the lack of halal food. The fact was announced by member of the Public Monitoring Commission (PMC) Aleksandr Ionov, who visited the Arashukovs, father and son, at the detention center. According to the media’s source, the senator in his interview admitted that if he knew about the rules of a pre-trial detention center, he would “propose completely different laws”. Arashukov Jr. had said that prisoners did not have access both to food that meets the requirements of Islam and to fish, which Muslims often use to replace meat in the absence of halal [107].
In July 2019, a representative of the Public Monitoring Commission in Kabardino-Balkaria applied to Omsk Region’s Ombudsman after a complaint about violations of the rights of prisoner Rustam Missirov. Federal Penitentiary Service’s administration responded to the complaint and sent it to investigators. “Oppressing Muslims in Omsk Region’s colonies is a widespread practice”, local lawyers said [108].
Not only human rights defenders and public activists, but also the Federal Penitentiary Service (FSIN) itself recognizes this acute problem. In November 2018, the FSIN Task Group held a meeting on cooperation with Muslim centralized organizations. It was noted that the increase in the number of Muslims in Russian prisons is associated both with the growing number of immigrants from Central Asia and tightening of anti-extremist legislation, which is why many Russian citizens practicing this religion find themselves behind the bars.
Anyway, in 2015 Russia became an observer in the Organization of Islamic Cooperation (OIC), and therefore the agency plans to implement some of the standards described in circular “On the rights of prisoners under Islamic sharia” in the nearest future.
FSIN officials also admit that the situation with religious life in Russian prisons cannot be described as favorable [109]. At the same time, as notes Andrey Lukhanin, Head of FSIN’s Main Directorate for Krasnoyarsk Territory, “the penal system should equal everyone. And if the rules prescribe to include pork in the diet, we do it. Same as during Orthodox fasting: we cannot cook separately for those who fast. But it is up to the convicts whether to take such food or not. After all, they can buy the food they need, or their relatives can bring it. In total, over 1,550 convicted Muslims are serving sentences in prisons with 30 prayer rooms and one mosque functioning for them. Nobody forbids them to perform prayers, but, at the same time the penal institution’s internal rules should not be violated, and no infringement of the rights of others should occur” [110].
According to Ismail Denilkhanov, Chairperson of the Public Chamber of the Chechen Republic, the key issue with observing Muslims’ rights in the penal system is “the lack of an appropriate legislative framework, a law that allows a prisoner to perform rituals in accordance with their religious beliefs and to eat what their religion allows”. Penal institution’s administration responds to our appeals shortly: “The law does not provide for that, we do not have the right to violate the prison’s routine, the instructions do not contain such a clause, and so on”. We understand that it is impossible to solve the problem overnight, or group prisoners according to their religion, build separate kitchens, arrange separate meals, and so on” [111].
Thus, both the authorities and human rights defenders recognize the problem. Unfortunately, actual improvements in this field are not always taking place fast, and the issue of observing the basic rights of Muslim believers in places of confinement is still acute. Currently, the Federal Penitentiary Service has signed agreements on cooperation in this area with the Central Spiritual Administration of Muslims of Russia, Spiritual Administration of Muslims of the Russian Federation, Spiritual Assembly of Muslims of Russia, and the Muslim Spiritual Authority of Mordovia.
Conclusions and practical recommendations
Reassuring the right of everyone to freedom of conscience and freedom of religion, to equal treatment before the law, regardless of religion or beliefs, and based on the fact that the Russian Federation is a secular state, recognizing the special role of Orthodoxy in the history of Russia, in the formation and development of its spirituality and culture, respecting Christianity, Islam, Buddhism, Judaism and other religions, which are an integral part of the historical heritage of peoples of Russia, attributing high importance to promoting mutual understanding, tolerance, and respect in matters of freedom of conscience and freedom of religion, the Federal Assembly of the Russian Federation has adopted Federal Law No. 125-FZ dated September 26, 1997, “On freedom of conscience and on religious associations”.
Islam is an integral historical component of Russian society and one of the most important elements of Russian identity and cultural space. Neglecting this fact can result in conflicts and social instability. The authorities, human rights defenders, and the civil society as a whole recognize the issues of preserving Russian ethnic and religious diversity. At the same time, such vices as Islamophobia have not been eliminated. Courts and authorities at various levels do not always understand the problems of Muslim believers, and their responses to the requests of Russian Islamic community are not always adequate. These faults are inevitably accompanied by violations of believers’ rights. At the same time, one cannot but notice the accumulated experience of cooperation between the authorities, Muslim centralized structures, human rights defenders, and representatives of other religions, especially the Russian Orthodox Church.
In this regard, the following recommendations are proposed.
For the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation:
— to increase the efficiency of legislative support for the issues related to the protection of the rights of believers (including Muslims) engaging experts in Islamic law and expert religious scholars;
— to raise the issue of intensifying human rights protection activities within the framework of international parliamentary institutes engaging spiritual leaders from Russian Islamic organizations for the issues related to Middle East and respecting Muslims’ rights in the EU and the USA;
— to consider the possibility of amending the Land Code of the Russian Federation to define a unified standard for the allocation of land to centralized religious organizations of traditional religions of the Russian Federation, which form an integral part of the historical heritage of peoples of Russia in accordance with Federal Law No. 125-FZ dated September 26, 1997, “On freedom of conscience and on religious associations”.
For the Ministry of Education and Science of the Russian Federation, jointly with the Prosecutor General’s Office of the Russian Federation, Ministry of Internal Affairs of Russia, and Federal Penitentiary Service:
— to develop practical courses and educational programs as part of advanced training for specialists of relevant ministries, agencies, and local authorities in the field of interaction with the Muslim community;
— to develop and publish, with the assistance of centralized Muslim organizations, teaching aids and online training programs to achieve these goals.
For the Supreme Court of the Russian Federation:
— to submit the recommendations to the courts on the need to engage recognized representatives of centralized and educational Muslim organizations and Islamic law experts in evaluation of Islamic literature for the signs of extremism.
For the Ministry of Justice of the Russian Federation:
— to approve the register of theologian experts recommended for engaging in expert religious examinations and trained at the specialized State-confessional Relations Department of the Institute of Public Administration and Civil Service of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (IPACS RANEPA).
For the Federal Agency for Ethnic Affairs:
— to make additional efforts to arrange cooperation, and develop joint activities, with centralized Muslim religious organizations in Russia in the field of preventing ethnicity- and religion-based discrimination;
— in order to prevent religious discrimination in educational institutions, to prepare proposals to the Ministry of Education of the Russian Federation with a request to establish additional requirements for the skills and knowledge of persons allowed to work in the subject “Fundamentals of religious cultures and secular ethics”;
— to ensure information support for the human rights protection efforts of centralized Muslim religious organizations in Russia;
— to work out the issue of developing presentations, programs, teaching materials, and case training courses for education of believers in legal matters.
For civil society institutes:
— to strengthen information coordination in social networks, blogosphere, and Telegram channels to timely detect and record violations of the rights of Russian Muslims, including those located abroad;
— to actively counteract xenophobic manifestations in the media and on social networks, to create independent network platforms to promote an objective point of view on Islam, combat its securitization, and oppose Islamophobic and extremist (in Islamic disguise) quasi-religious discourses;
— to intensify interaction with the CROs of Russian Muslims in order to develop common approaches to human rights protection efforts and provide legal protection to victims of discrimination.
For centralized and local Muslim organizations, as well as higher and secondary specialized Muslim educational organizations and public structures:
— to deliver legal literacy and legal culture improvement courses on a regular basis;
— to engage in their efforts experts in the field of law and jurisprudence, law enforcement officers, and leading law schools.
[1] The Future of the Global Muslim Population: Projections for 2010-2030 //http://www.pewforum.org/The-Future-of-the-Global-Muslim-Population.aspx 2011, January, 27
[2] Malashenko A.V. Islam for Russia [Islam dlya Rossii (in Russian)]. Moscow, 2007. P.9.
[3] //Cited from: http://news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_4240000/4240502.stm
[4] Current statistical and census data. Where there is no such criterion as “religious affiliation”, the notion of “ethnic Muslim” (accepted in sociology and political science) is used.
[5] Full text of the law is available at (in Russian): http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=115879.
[6] Malashenko A.V. Islam for Russia [Islam dlya Rossii (in Russian)]. Moscow, ROSSPEN. 2007. P. 4-6
[7] The USSR restored diplomatic relations with Saudi Arabia in 1991, while a year before that, Mikhail Gorbachyov (the then Soviet President) resolved on allowing Soviet citizens to travel on hajj through third countries. Before the “perestroika”, some Soviet Muslims had been allowed to perform the hajj, although even those opportunities were seriously limited.
[8] Politicization of Islam does not equal to anti-Russian Islamic or jihadist sentiments. In many cases, representatives of the Islamic clergy, loyal to the Russian Federation and its authorities, advocate for actual reducing the role of secular institutions and strengthening the influence of religion (in the fields of education, upbringing, and civil relations).
[9] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/statistics_of_victims_for_2018/
[10] https://islamnews.ru/news-muftii-severnogo-kavkaza-podveli-itogi-2019-goda
[11] http://www.ukrcensus.gov.ua/rus/results/general/nationality/
[12] http://qmdi.org/index.php/ru/muftiyat/rukovodstvo
[13] http://tat.rus4all.ru/city_msk/20151125/726338109.html
[14] https://islamnews.ru/news-obzor-smi-21-05-2019/
[15] http://www.kremlin.ru/news/20603
[16] Current statistical data from new independent states and materials of research center Pews “Mapping the Global Muslim Population”.
[17] https://www.ridus.ru/news/269630
[18] https://muslim.ru/articles/288/14241/
[19] http://kavpolit.com/articles/chem_koran_ne_ugodil_rossijskim_sudam-19758/
[20] https://ria.ru/20131007/968340169.html?in=t
[21] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/330645/
[22] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/330645/
[23] https://tass.ru/obschestvo/2464245
[24] https://eadaily.com/ru/news/2019/07/22/sudy-o-tolkovanii-korana-soprovozhdayutsya-davleniem-na-kazanskih-ekspertov
[25] https://alif.tv/idet-novaya-volna-zapretov-korana-i-hadisov-advokat-marat-ashimov/
[26] https://credo.press/224638/
[27] https://aif.ru/society/religion/razumnoe_otnoshenie_kak_segodnya_zhivet_islamskaya_obshchina_v_moskve
[28] islamnews.ru/news-muftij-gajnutdin-%E2%80%93-o-chisle-musul-man-mechetyah-i-protivnikah-islama/
[29] http://www.ng.ru/ng_religii/2019-07-16/11_468_moslem.html
[30] https://www.currenttime.tv/a/islam-muslims-russia-mosque/29979383.html
[31] https://www.newkaliningrad.ru/news/briefs/community/23594745-gorvlasti-poka-ne-mogut-nayti-novye-pomeshcheniya-dlya-religioznoy-organizatsii-musulman.html
[32] http://www.ng.ru/problems/2019-06-04/13_465_muslim.html
[33] Id.
[34] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/338932/
[35] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/297076/
[36] http://www.donnews.ru/Duhovnoe-upravlenie-musulman-RF-zaplanirovalo-v-techenie-5-10-let-postroit-v-Rostove-novuyu-mechet-_98836
[37] https://ulpressa.ru/2009/02/19/article75023/
[38] https://tass.ru/obschestvo/7290299
[39] https://islamnews.ru/news-Rossijskie-dejateli-ob-ubijstve-shejha-Saida-afandi/
[40] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/159597
[41] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/160226/
[42] https://www.bbc.com/russian/russia/2012/07/120720_clerics_murders_russia
[43] http://www.ansar.ru/analytics/hronika-ubijstv-islamskih-deyatelej-na-severnom-kavkaze
[44] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/201105/
[45] http://www.ansar.ru/analytics/hronika-ubijstv-islamskih-deyatelej-na-severnom-kavkaze
[46] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/210007/
https://rg.ru/2012/10/30/reg-pfo/valiulla.html
[47] https://rg.ru/2012/08/30/sheix.html
[48] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/217929/
[49] http://www.ansar.ru/analytics/hronika-ubijstv-islamskih-deyatelej-na-severnom-kavkaze
[50] https://warsonline.info/severniy-kavkaz/v-rd-unichtozheni-tri-boevika-08-10-14.html
[51] https://golosislama.com/news.php?id=30254
[52] https://islam-today.ru/novosti/2017/10/26/krganov-prizval-izucat-nasledie-imamov-pogibsih-ot-ruk-terroristov/?desktop=true
[53] https://magazines.gorky.media/oz/2003/5/islamofobiya.html
[54] Islamophobia: A Challenge for Us All (Runnymede Trust) 1997.
[55] https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/interview/grazhdanskaya-natsiya-vs-islamofobiya-o-trudnostyakh-konsolidatsii-sovremennogo-rossiyskogo-obshches/
[56] https://tass.ru/obschestvo/7168281
[57]https://www.ridus.ru/news/269630
[58] http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_16218/
[59] https://credo.press/119367/
[60] https://ru-prokhanov.livejournal.com/532458.html
[61] http://milli-firka.org/%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D0%B8%D1%80-%D0%BA%D1%80%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2-%D0%B2-%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B8-%D0%BD%D0%B5%D1%82-%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D1%84%D0%BE%D0%B1/
[62] https://cyberleninka.ru/article/n/rossiyskie-politiki-ob-islame
[63] https://www.vesti.ru/doc.html?id=1147395
[64] https://old.islam-today.ru/novosti-tatarstana/zirinovskij-vystupil-protiv-dogovora-moskvy-s-kazanu/
[65] https://cyberleninka.ru/article/n/rossiyskie-politiki-ob-islame
[66] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/210722/
[67] https://www.komi.kp.ru/daily/26154.7/3042193/
The author of the lyrics of the Krasnodar Territory anthem, regimental priest Konstantin Obraztsov (1877–1949), wrote his main work back in 1915 on the Russian-Turkish front of the First World War. It was not intended as an anthem, but was written in the form of a collective letter from the front to the homeland, dedicated to the Cossacks of the 1st Caucasian Cossack Regiment as memory of their military glory. Initially, the work was performed in a narrow circle of front-line soldiers, but soon all the Kuban army units were singing it. In 1919, during the Civil War, it became the anthem of the Cossack Kuban. The song received its second birth during the Great Patriotic War, when Cossack cavalry units were set up as part of the Red Army. In 1995, the song was made the regional anthem, but without a critical revision and adaptation of the lyrics to the realities of peaceful life and modern Russia.
[68] One of the five pillars of Islam, the mandatory annual tax under Islamic law payable on various types of income and property (movable and immovable) by all independent, free, capable and adult Muslims in favor of needy fellow believers.
[69] https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/interview/grazhdanskaya-natsiya-vs-islamofobiya-o-trudnostyakh-konsolidatsii-sovremennogo-rossiyskogo-obshches/
[70] http://islam38.ru/news/word-news/2015-12-albir-krganov.html
[71] https://cyberleninka.ru/article/n/17736997
[72] https://mbk-news.appspot.com/sences/est-li-v-rossii-islamofobiy/
[73] http://tknarodniy.ru/item/tk-news/U-terrorizma-est-ideya/
[74] https://whitenews.press/?p=7978
[75] http://dsmr.ru/996-muftij-albir-krganov-situatsiya-s-zaderzhaniem-advokata-dagira-khasavova-porozhdaet-v-obshchestve-mnogochislennye-voprosy-i-bespokojstvo.html
[76] https://www.facebook.com/tvalif/posts/1259775514190760:0
[77] https://www.gazeta.ru/social/2017/04/28/10648871.shtml
[78] https://capost.media/news/obrazovanie/v-kbr-roditeli-shkolnikov-pozhalovalis-na-navyazannoe-prepodavanie-osnov-pravoslaviya/
[79]“Sabantuy” is a holiday celebrated by Tatars and other Turkic peoples living in the Volga basin. In Bashkiria, it is known as “Khabantuy”, and among the Chuvash, as “Akatuy”. The roots of the holiday date back to the pre-Islamic period: it was some sort of a harvest festival celebrated when peasants finished spring field work. The New Year is called by Salafis as the “devil’s obsession” and a tradition that has no connection with Islam at all.
[80] https://eadaily.com/ru/news/2018/03/29/muftiy-tatarstana-predlozhil-zapretit-vahhabizm-reakciya-ekspertov.
[81] https://news.rambler.ru/other/41630717-artem-hohorin-v-tatarstane-formiruetsya-vtoroe-pokolenie-salafitov/
[82] Commins D. Taqi al-Din al-Nabhani and the Islamic Liberation Party’ //The Muslim World. Vol. LXXXI, No. 3-4,1991.P. 194.
[83] http://ru-news.ru/art_desc.php?aid=906
[84] Yunusova A. Radical ideologies and Muslim youth in Russia. //http://www.muslims-volga.ru/?id=376&query_id=6637
[85] Ternisien Xr. Rise of Sububan Salafis Worries Police and Muslims // Le Monde. – 2002. – January 25
Alexiev A. Tablighi Jamaat: Jihad's Stealthy Legions // Middle East Quarterly. Winter 2005, P.3
[86] https://golosislama.com/news.php?id=31080
[87] http://tat.rus4all.ru/city_msk/20151125/726338109.html
[88] According to Ruslan Balbek, the Cathedral Mosque’s opening date was postponed for a year to add the “Crimean Tatar color” to its interior. See details at: https://krym.aif.ru/society/details/sobornaya_mechet_v_simferopole_budet_otkryta_cherez_god
[89] https://ria.ru/20171025/1507546655.html?inj=1
[90] Constitution of the Russian Federation: adopted by the nationwide referendum on December 12, 1993 (as amended by No. 6-FKZ dated December 30, 2008, No. 7- FKZ dated December 30, 2008, No. 2- FKZ dated February 05,2014) // Rossiyskaya Gazeta, 1993. Dec. 25. No. 237; The Code of Laws of the RF. March 03, 2014. No. 9. Art. 851.
[91] “On the freedom of conscience and on religious associations”: federal law dated September 26, 1997, No. 125-FZ // Rossiyskaya Gazeta 1997. Oct. 1.
[92] https://tass.ru/info/1759836
[93] https://www.ntv.ru/novosti/356026/
[94] https://www.oprf.ru/press/news/2015/newsitem/28129
[95] http://kavpolit.com/articles/mordovija_vooruzhilas_dress_kodom_protiv_terrorizm-31178/
[96] https://aif.ru/society/education/hidzhab_razdora_kak_musulmanskiy_platok_stal_mirovoy_problemoy
[97] http://kavpolit.com/articles/mordovija_vooruzhilas_dress_kodom_protiv_terrorizm-31178/
[98] https://eadaily.com/ru/news/2017/01/26/kadyrova-udivili-slova-vasilevoy-o-hidzhabah-i-on-napomnil-ey-o-konstitucii
[99] https://zen.yandex.ru/media/obrmos_2/hidjaby-v-shkolah-i-vuzah-za-i-protiv-5cd99c13b539b500b33e1989
[100] https://ria.ru/20190506/1553309760.html
[101] https://www.facebook.com/photo.php?fbid=2210976685618257&set=a.726356994080241&type= 3/
[102] https://superomsk.ru/news/84690mne_ne_nujna_eta_kompensatsiya_glavnoe_chtob_menya/).
[103] https://realnoevremya.ru/articles/74647-350-rossiyskih-musulman-ne-mogut-vyletet-v-hadzh
[104] https://sntat.ru/news/society/10-08-2018/pochti-100-palomnikov-iz-bashkirii-ne-smogli-otpravitsya-v-hadzh-5641687
[105] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/259748
[106] https://times.crimea.ua/za-namaz-v-shizo-kak-v-rossiyskih-tyur-mah-narushayut-prava-musul-man/
[107] islamnews.ru/news-obzor-smi-17-05-2019
[108] https://www.kavkaz-uzel.eu/articles/338054/
[109] https://muslim.ru/articles/278/22742/
[110] https://krsk.aif.ru/society/kogda_vygodno_byt_nabozhnym_vera_v_tyurme_kak_sredstvo_manipulyacii
[111] https://grozniy.bezformata.com/listnews/mozhno-reshit-virabotav-sootvetstvuyushuyu/73313241
Централизованная религиозная организация Духовное собрание мусульман России при поддержке Общероссийской общественной организации Российская ассоциация защиты религиозной свободы
Экспертный доклад
Вопросы соблюдения прав мусульман в России
г. Москва
Введение
Исламское измерение российской внутренней и внешней политики
Сегодня в мире проживает более 1,7 миллиарда мусульман. Они составляют примерно 25% всего населения Земли. Мусульманские общины существуют в более чем 120 странах и в 35 из них они являются большинством. Рост популярности ислама во всем мире (включая и увеличение числа верующих мусульман в странах Европейского союза и республиках бывшего СССР) способствует превращению всего спектра вопросов, связанных с развитием этой мировой религии (начиная от проблем культуры и образования и заканчивая сюжетами безопасности и вооруженных конфликтов), в одну из актуальнейших глобальных проблем[1] .
В России Ислам — это явление историческое. Ислам является второй религией по численности верующих в современной России. Он имеет многовековую историю и традиции, является органической неотъемлемой частью российской государственности, культуры и жизни народа.
Для Российской Федерации проблема межконфессиональных отношений чрезвычайно важна в контексте анализа формирования постсоветской идентичности страны после 1991 года, не говоря уже об оценках перспектив ее политической стабильности и роли на международной арене. Сегодняшняя Россия — полиэтничная и многоконфессиональная страна, имеющая в своем составе национально-государственные образования (республики, автономные округа), определяемые посредством этнической идентичности (Чеченская Республика, Республика Татарстан, Республика Башкортостан и другие), которые тесно связанны с мусульманскими традициями. Сегодня в количественном выражении мусульманское население Российской Федерации весьма значительно. По оценкам демографов, эта цифра (в зависимости от используемых критериев) колеблется от 6 до 14 миллионов человек. Представители российского ислама называют цифру в 20 миллионов. Растет число мусульман – трудовых мигрантов из стран Центральной Азии и Закавказья[2] . Президент России Владимир Путин также публично называл цифру 20 миллионов[3].
В 1937 году мусульмане в Советском Союзе составляли 5,9 процента, в 1989 году — 7,9 процента, в 1994 году — более 8 процентов населения Российской Федерации. В настоящее время, по разным экспертным оценкам отечественных специалистов, их количество может составлять от 10 до 15 процентов населения России.
Мусульманский ареал в России неравномерен. Территории значительной концентрации приверженцев ислама включают Северный Кавказ и Поволжье. Мусульмане составляют большинство населения в семи из 85 российских субъектов. В Ингушетии — 98%, Чечне — 96%, Дагестане — 94%, Кабардино-Балкарии — 70%, Карачаево-Черкесии — 63%, Башкортостане — 54, 5% и Татарстане — 54%. Также они являются заметной религиозной составляющей в таких регионах, как Астраханская область (26%), Северная Осетия (21%) [4] .
Согласно ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях», ислам рассматривается как «традиционная религия», признаваемая наряду с православным христианством, буддизмом и иудаизмом, как часть общероссийского «исторического и культурного наследия»[5] .
Исламское религиозное «возрождение» в России стало неотъемлемой частью социально-политической демократизации, начавшейся в период «перестройки» и продолжившейся в постсоветский период. Официальная политика государственного атеизма, которая проводилась в советский период, ушла в прошлое, и ислам наряду с другими традиционными религиями получил свое легитимное пространство в российском социуме.
Начиная с этого момента, религия в целом (и ислам в частности) превратилась в один из важнейших элементов идентичности на разных уровнях. Речь в данном случае идет не только о конфессиональном маркере, но и об этнической принадлежности. При таком подходе приверженность к мусульманству стала рассматриваться не только как проявление чувств верующего человека, но и как составная часть этнической и гражданской самоидентификации. На уровне же массового сознания ислам воспринимается сегодня как возвращение к народным традициям предков и, в то же самое время, как дело индивидуального выбора.
Несмотря на семь десятилетий советской власти,ислам остался влиятельной консолидирующей силой на просторах бывшего Советского Союза, включая и Россию. По стране были открыты тысячи новых мечетей, восстановлены старые культовые сооружения. Были разорваны препятствия для свободной коммуникации между единоверцами (бывшими советскими гражданами и мусульманами всего мира). Благодаря открытию границ, верующие из регионов Российской Федерации смогли совершать хадж (паломничество в Мекке) к святым местам (в Медину), а также обучаться в исламских учебных заведениях (институтах, медресе), получили свободный доступ к религиозной литературе и периодике.
Искусственная политическая изоляция российских мусульман от мировой исламской уммы сделала их менее связанными с интеллектуальными и теологическими дебатами, которые происходили среди мусульман других регионов мира (Ближний Восток, Северная Африка, Юго-Восточная Азия). Но «перестройка» и распад Советского Союза ускорили процесс восстановления утраченных связей и знакомство приверженцев ислама в России с различными исламскими течениями, главным образом, из стран арабского мира, Турции и Ирана. Российский ислам также испытал на себе воздействие миграционных потоков из бывших советских республик Средней Азии (прежде всего, Узбекистана и Таджикистана) и Азербайджана[6] . Как следствие, в течение почти трех десятилетий, прошедших с момента распада СССР, российские мусульмане смогли установить стабильные связи с зарубежными единоверцами, существенно расширить пространство обменов с исламским миром[7].
Деизоляция российских мусульман имеет как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, речь идет о восстановлении традиций и преодолении искусственной социально-культурной изоляции, защите прав верующих. Позитивный характер имеет возрастание активности ислама в области благотворительности и духовно-нравственного воспитания верующих, содействие социальной стабильности, укреплению основ семьи, общечеловеческих духовно-нравственных ценностей.
В последние годы осуществляются попытки принятия концептуальных документов, способствующих осмыслению серьезных богословских проблем, формированию общей позиции в определении места и роли ислама и объединению мусульман России: «Татары и исламский мир: концептуальные основы функционирования и развития» (2013 год), «Социальная доктрина российских мусульман» (2015 год), «Грозненская фетва» (2016 год), которые, нацелены на выработку концепций по наиболее важным вопросам исламского богословия и государственно-религиозных отношений.
Но с другой стороны, религиозная либерализация помимо этого принесла и политизацию ислама[8] , а также воздействие радикальных, экстремистских антигосударственных течений, знакомство с практикой джихадистских движений. Политизация ислама подпитывает его радикальные идеи и способствует распространению псевдорелигиозного экстремизма, нарушает принципы толерантности.
В России сегодня проблема ислама является актуальным вопросом, как внутренней, так и внешней политики. После распада СССР самым турбулентным регионом на постсоветском пространстве стал Северный Кавказ (в котором мусульманское население доминирует во всех национальных республиках, за исключением Северной Осетии). При этом с начала 2000-х годов этнический сепаратизм, как угроза для единства российского государства и общества был вытеснен с первых позиций псевдорелигиозным экстремизмом.
Это изменило географию «горячих точек» на Северном Кавказе. Если в 1990-х и в начале 2000-х годов наиболее опасным регионом считалась Чечня, то затем своеобразное «первенство» перешло к Дагестану, самому крупному и населенному субъекту на Северном Кавказе. Оно продолжает сохраняться и по состоянию на начало 2019 года (хотя в течение нескольких кварталов за последние десять лет Чечня выходила на первое место)[9] .
Однако, несмотря на связи с всемирно известными структурами террора (запрещенные в РФ «Аль-Каида» и «ИГИЛ/ДАИШ»), экстремистам не удалось погрузить российский Кавказ в пучину хаоса. По количеству жертв вооруженного насилия (а также террористических инцидентов) северокавказские республики не вернулись к показателям 2012 года (то есть того момента, когда начало фиксироваться их неуклонное снижение). После серии терактов в Волгограде и в Ставропольском крае в канун нового 2014 года экстремистское подполье не проводило масштабных атак за пределами Северо-Кавказского федерального округа (СКФО).
Значительное место в снижении этнополитической нестабильности в регионе занимали и продолжают занимать представители традиционного исламского духовенства. В особенности стоит отметить их роль в процессе диалога с неофициальными мусульманскими группами, а также действия по возвращению к мирной жизни представителей молодежи, попавшей под влияние экстремистов.
В регионе под эгидой Координационного центра мусульман Северного Кавказа (КЦМСК) реализуются различные проекты по теме: «Ислам религия мира и добра», направленные на демонстрацию подлинного образа ислама, профилактику экстремизма, укрепление государственно-конфессиональных отношений. На постоянной основе ведется масштабная работа в следственных изоляторах и местах лишения свободы, организованы лекции, семинары, тренинги и круглые столы. В 2019 году в каждой территориальной единице КЦМСК были сформированы региональные отделения клуба «Дружный Кавказ», проводится межрегиональный молодежный форум по укреплению межнациональных и межконфессиональных отношений среди кавказской молодежи.
На базе ДУМ Чечни проходят конкурсы «Лучший чтец Корана на Северном Кавказе», «Хафиз года на Северном Кавказе». Продолжается реализация популярного проекта «Этно-религиозный туризм», предполагающего посещение крупных мечетей, школ хафизов, зияртов известных богословов, а также просветительскую программу с участием духовных наставников. Успешной новацией стала прошедшая в Северной Осетии Спартакиада КЦМСК под названием «Эстафета мира и братства», в которой, приняли участие спортсмены из 10 регионов – членов КЦМСК, включая большую делегацию из Ингушетии[10] .
Лидеры северокавказских и поволжских субъектов РФ стали активно вовлекаться в российскую внешнюю политику, особенно на ближневосточном направлении, а также в Закавказье и на Среднем Востоке (Афганистан). С их помощью Россия стремится максимально расширить свое присутствие в регионах, представляющих для нее стратегический интерес. Это вписывается в контекст политики «поворота на Восток» и, в целом, диверсификации международных связей страны.
Не стоит забывать, что после объединения России и Крыма в 2014 году (с территорией площадью 27 тыс. кв. километров и населением в 2 миллиона человек), Российская Федерация приобрела новых граждан в лице крымских татар, составляющих порядка 12% от всего числа жителей полуострова[11] . В своем подавляющем большинстве представители крымскотатарского народа — мусульмане-сунниты, имеющие сложные и противоречивые отношения к России, в силу особенностей исторического прошлого (прежде всего, негативная память о сталинской депортации 1944 года). Тем не менее, в целом, процесс инкорпорирования Крыма проходит успешно, без резких всплесков межэтнической и религиозной конфликтности.
Муфтий Крыма Эмирали Аблаев разделяет позицию российского исламского духовенства и властей по поводу необходимости сдерживания религиозного радикализма и проникновения зарубежных проповедников, распространяющих чуждые идеи и спекулирующих ценностями ислама[12] . Вместе с Митрополитом Симферопольским и Крымским Лазарем он в свое время осудил блокаду полуострова, организованную «Меджлисом» (запрещена в РФ как экстремистская структура)[13].
В мае 2019 года распоряжением Совета министров Республики Крым республиканскому Духовному управлению мусульман передано в безвозмездное пользование недвижимое имущество, входящее в религиозно-культовый комплекс «Зынджырлы медресе» в Бахчисарае. Это высшее исламское учебное заведение», основанное ханом Менглы-Гиреем в 1500 году, считается одним из старейших исламских духовных учебных заведений, сохранившихся на территории Российской Федерации. Здесь работал и преподавал русский язык в 70-х годах XIX столетия известный крымско-татарский деятель Исмаил Гаспринский[14] .
Политика российских властей по отношению к исламу строится с учетом нескольких базовых резонов. Органы государственной власти постоянно заявляют о необходимости межконфессионального диалога, а сам российский проект позиционируется как диалог различных культур и народов. Так, в своей знаменитой «крымской речи» в марте 2014 года Владимир Путин заявил, что в России «в течение веков не исчез, не растворился ни один этнос»[15] .
При этом на исламском направлении Кремль и региональные власти делают акцент на поддержку лояльного духовенства. Речь идет о Централизованных религиозных организациях мусульман (муфтиятах) отдельных субъектов РФ или о координационных федеральных структурах, поддерживаемых государством.
Дополнительной остроты ситуации придает то, что российская постсоветская идентичность еще не сформировалась окончательно, идет сложный и мучительный ее поиск, переосмысливается на новом этапе имперского и советского наследия, а также взаимоотношений между государством и различными группами (этническими, религиозными, социальными).
Внешняя политика РФ также содержит важный «исламский» компонент. Россиячрезвычайно беспокоится по поводу укрепления радикальных сил, эксплуатирующих так называемую идею «чистого ислама» за пределами страны, и возможностями установления кооперации между ними и российскими радикалами. Как следствие — крайне сдержанное (а моментами и резко негативное) отношение к событиям «арабской весны», сопровождавшимися усилением политического ислама и экстремистских настроений на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Здесь же следует искать корни поддержки правительства Башара Асада в ходе гражданского противостояния в Сирии, а также египетских властей во главе с фельдмаршалом Абдул-Фатахом Ас-Сиси, противостоящих радикалам. Светские режимы Ближнего Востока (несмотря на присущие им коррупцию и авторитаризм) рассматриваются в Москве как гаранты предотвращения угроз международной безопасности.
Значительное место во внешней политике России уделяется евразийской интеграции. Между тем, на постсоветском пространстве ислам является религией большинства в республиках Центральной Азии и Закавказья. В Узбекистане — 93%, Таджикистане — около 95%, Казахстане — 65%, Киргизии — около 83%, Туркменистане — более 99% и в Азербайджане — 99,2%[16] .Три из перечисленных выше стран являются стратегическими союзниками России, они входят в Организацию договора коллективной безопасности (ОДКБ) (Казахстан, Киргизия, Таджикистан).
При этом Казахстан — один из основателей и член Таможенного и Евразийского экономического союза (ЕАЭС), Киргизия стала пятым участником этой интеграционной структуры, а Таджикистан претендует на членство в ней. При этом Узбекистан, Азербайджан и Туркменистан являются важными партнерами России по вопросам экономической безопасности. Как следствие, значительный интерес Россия проявляет к сохранению политической стабильности в этих странах и предотвращению как возможных «арабских сценариев», так и возможного «экспорта» террористических угроз из Афганистана.
Угроза со стороны радикального политизированного ислама в целом, и, в особенности, запрещенной в РФ ИГИЛ, остается на сегодня одним из немногих вопросов, по которым США (и Запад в целом) и Россия сохраняют возможности для кооперации, несмотря на общую негативную динамику двусторонних взаимоотношений.
При этом Россия пытается играть значительную роль в исламском мире, делая акцент на то, что мусульманская идентичность является важной частью идентичности общероссийской. По словам Президента РФ Владимира Путина, «традиционный ислам является важнейшей частью российского культурного кода, а мусульманская умма, без всякого сомнения, — очень важная часть российского многонационального народа»[17] . Россия в 2005 году стала наблюдателем в ОИК (Организации Исламская Конференция, ныне Организация Исламского Сотрудничества). Она также стремится играть роль медиатора между Востоком и Западом, что в особенности проявляется в ее участии в процессе израильско-палестинского урегулирования и переговорах по Ирану и его «ядерной программе», разрешении многолетнего гражданского конфликта в Сирии.
Россия на сегодняшний день смогла установить равновесные конструктивные отношения с ключевыми странами исламского мира — Египтом, Саудовской Аравией, Ираном, Турцией, Пакистаном, Катаром, Иорданией, ОАЭ. При этом стоит отметить, что многие страны исламского Востока последовательно поддерживали территориальную целостность российского государства и рассматривали религиозных радикалов Северного Кавказа в качестве своих идеологических оппонентов, а против террористов – выходцев из ближневосточных государств, вовлеченных в экстремистскую деятельность на территории РФ, открывали уголовные дела.
Россия также поддерживает отношения с такими политическими группами, как «ХАМАС» и «Хезболла», которые на Западе и в Израиле имеют репутацию террористов и радикалов. На фоне украинского кризиса и растущей конфронтации с Западом диверсификация внешней политики крайне важна.
В этой связи сохранение гармоничных отношений между представителями различных народов и конфессий, населяющих Россию, а также эффективности государственной национальной и религиозной политики, представляется важнейшим приоритетом. Но реализация этой цели будет, как минимум, проблематична, без широкого учета правозащитных вопросов.
Между тем, соблюдение прав мусульман практически не исследуется в качестве самостоятельной проблемы. Этот сюжет либо включается в общие правозащитные доклады, где нюансы, касающиеся именно российских мусульман, теряются. Либо рассматривается в контексте «перегибов» в антитеррористических кампаниях. «Секьюритизация» также упрощает проблему соблюдения прав верующих мусульман, укрепляет формирование негативных социальных стереотипов.
По словам сотрудника Духовного управления мусульман (ДУМ) РФ Ильдара Нуриманова, важнейшей проблемой в деле мусульманской правозащиты является отсутствие институтов, которые могли бы системно заниматься данным вопросом: «Как это ни странно слышать, главным мусульманским правозащитником является наш Президент — Владимир Владимирович Путин. Он не только опередил в этом бюрократию, которой по должностным обязанностям положено защищать интересы граждан, но и самих мусульман»[18] .
Предлагаемый экспертный доклад составлен группой экспертов Духовного собрания мусульман России (ДСМР) на основе информации из открытых источников. В нем систематизируются основные вызовы в сфере соблюдения прав российских мусульман, приведены основные резонансные общественные события. Приведены примеры неоднозначных судебных решений и административно-бюрократических дискриминационных практик (проблемы с реституцией и строительством культовых сооружений), вопросов соблюдения прав верующих в пенитенциарной системе, политической исламофобии.
Этот доклад рассматривается как первый пилотный проект. В нем собраны основные проблемные узлы, приведены самые резонансные общественные события. В дальнейшем предполагается расширение тематического поля докладов, детализация обозначенных проблем. Доклад о правах мусульман в РФ планируется готовить ежегодно.
Судебные решения по запрету исламской религиозной литературы
Фундаментом для любого религиозного человека является корпус священных писаний, на которых, собственно, и базируется его вера. В случае с российскими мусульманами много лет вызревала такая проблема, как практика запрета религиозных текстов различными судебными инстанциями.
По словам муфтия Мухаммада Рахимова, руководителя Духовного управления мусульман Ставропольского края, «болезнью российской правовой системы является то, что мнение об исламских священных текстах выдают несведущие люди, у которых нет соответствующей квалификации, а право налагать всероссийский запрет на книги отдано районным судам. Спрашивают у каких-то людей, у которых нет образования. Я имею в виду, ни филологического, ни духовного образования. И с его слов запрещается литература»[19] .
По мнению муфтия Духовного собрания мусульман России Альбира Крганова, «решение о запрете перевода Корана может иметь значение для "академических кругов", однако обычным верующим очень сложно объяснить, почему суд запретил толкование священной для мусульман книги. Многие верующие просто не понимают запрета толкования Корана. Как-то нужно здесь более внимательно относиться к таким чутким вещам, и здесь, конечно же, мы, общественность, должны возвысить свой голос, чтобы вместе урегулировать данную ситуацию»[20] .
17 сентября 2013 года Октябрьский районный суд Новороссийска 17 сентября принял решение о запрете смыслового перевода Корана на русский язык азербайджанского ученого Эльмира Кулиева, изданного в 2002 году в Саудовской Аравии. На решение суда были поданы четыре жалобы — адвоката Мурада Мусаева — представителя переводчика Корана Эльмира Кулиева, адвоката из Саратова Равиля Тугушева, муфтия Адыгеи и Краснодарского края Аскарбия Карданова и группы мусульман Саратовской области. Спустя три месяца решение райсуда было отменено Краснодарским краевым судом[21] .
12 августа 2015 года Южно-Сахалинский городской суд признал экстремистским изданием книгу «Мольба (дуа) к Богу: ее значение и место в Исламе», которая состоит из перевода аятов Корана и изречений, приписываемых пророку Мухаммаду. Копия решения суда была распространена 8 сентября в Интернете и вызвала широкое недовольство мусульман в России. Глава Чечни Рамзан Кадыров подал жалобу на судебное решение, по результатам рассмотрения которой 5 ноября Сахалинский облсуд отменил решение суда первой инстанции[22] .
Фактически, в ответ на этот казус Президент РФ Владимир Путин подписал федеральный закон о запрете признания экстремистскими материалами текстов Библии, Корана, Танаха и Ганджура. Соответствующий документ был внесен главой государства 14 октября и подписан 23 ноября 2015 года. Эта инициатива Владимира Путина была поддержана лидерами различных конфессий России[23] .
В январе 2019 года прокуратура г. Самары потребовала через суд признать экстремистскими материалами мусульманскую литературу. Среди текстов оказалась книга с толкованием Корана в переводе азербайджанского религиозного философа Эльмира Кулиева. Дело о признании экстремистской литературой ряда тафсиров (толкований) Корана было принято в производство Красноглинским районном судом Самары. Аналогичный судебный процесс по иску Приволжской транспортной прокуратуры был инициирован в Лаишевском районном суде Татарстана. Остроты ситуации добавило то, что в поддержку спорных тафсиров выступают руководитель Совета муфтиев России (СМР) Равиль Гайнутдин и саратовский муфтий Мукаддас Бибарсов, против — сторонники главы Центрального духовного управления мусульман (ЦДУМ) Талгата Таджутдина[24] .
Остается актуальной также проблема интерпретации остальной религиозной литературы. В исламском случае речь о хадисах или классических жизнеописаниях пророка Мухаммеда, которые также входят в число фундаментальных источников Ислама и не мыслимы без Корана[25] . Между тем подборка цитат из хадисов аль-Бухари о джихаде была запрещена решением Апастовского районного суда Татарстана в 2015 году. То же издание «Садов праведных», которое в 2019 году стало причиной слушаний Лаишевского районного суда Татарстана, было признано экстремистским в Оренбурге в 2012 году; в 2015 году запрет с книги был снят. Однако параллельно, в 2014 году, «Сады праведных» были запрещены решением Артемовского городского суда Свердловской области. По неясной причине книга была внесена в Федеральный список под п. 4645 в декабре 2018 года[26].
Строительство и возвращение мечетей: бюрократические и общественные препоны
Важнейшей проблемой соблюдения прав верующих мусульман является вопрос о доступе к культовым местам. По словам муфтия Духовного собрания мусульман России Альбира Крганова, «в нашей столице действительно остро ощущается дефицит мечетей, это очевидно. Даже для коренного населения, мусульман-москвичей, четырех мечетей явно не хватает. Нового участка под строительство мечети не выделялось более 20 лет! Надо помнить, что двери мечетей всегда открыты для всех наших единоверцев, братьев по вере. Мы не стремимся создавать в столице сверхъестественный мусульманский квартал. Создание отдельных районов по религиозному или национальному признаку — не наш путь. Мы, по просьбе верующих, учитывая важность воспитания своей молодежи в религиозных традициях, хотим построить современный просветительский центр с удобной инфраструктурой. Речь идет о разумной достаточности, чтобы удовлетворить потребности верующих, иметь надлежащие гарантии для свободы вероисповедания мусульман. Ведь не секрет и то, что в Москве пока нет культурно-досугового образовательного центра для мусульман»[27] .
К сожалению, в обобщенном виде сегодня существует проблема настороженности в отношении проявлений мусульманской культуры (в широком смысле слова) и внутри властей различных уровней, и в определенных кругах российского общества. Встречаются и ксенофобские проявления, попытки объяснить нежелание строительства новых мечетей или исламских центров угрозами общественно-политической дестабилизации или укоренения экстремистских настроений. Широко распространенной практикой на местном уровне стало изымание ранее выделенных земель под застройку под тем предлогом, что предыдущая муниципальная администрация выделила землю незаконно. Между тем, согласно различным экспертным оценкам, если бы в России в обозримой перспективе построили бы 6 000 новых мечетей по всей стране, то достигли бы уровня 1920 года, хотя тогда мусульманское население страны было намного меньше, чем в сегодняшней Российской Федерации. В настоящее время действует более 8 000 вновь построенных или возвращенных мечетей[28] .
В Екатеринбурге вопрос о выделении участка под строительство мечети был обозначен еще в 2006 году. Тогда мусульманской общине города под мечеть было выделено определенное место в самом центре. Там планировалось в итоге построить «Площадь мира и согласия». Но официально земля так и не была ей передана. Прошло несколько судебных процессов, из которых община смогла выиграть только один. В итоге эту землю отсудило ОАО «Уральская горно-металлургическая компания» (УГМК). В июле 2019 года областные власти озвучили информацию о выделении земли мусульманской общине, но не в центре города Екатеринбург, а в районе Сортировка. И не в дополнение к имеющимся временным постройкам – молельным домам, а вместо них[29] .
В Черняховске (Калининградская область) в мае 2019 года снесли молельный дом мусульман. Суд решил, что здание было построено незаконно. Это было единственное место, где мусульмане могли собираться вместе для молитвы — на западе России нет ни одной мечети, региональная мусульманская организация безуспешно добивается разрешения на строительство почти 15 лет. Строение являлось частной собственностью семьи русских мусульман Артура и Ирины Русяевых, оформивших его на свое ИП[30] . Как результат — обращение Артура Русяева в Европейский суд по правам человека.
Еще одна проблема на территории самого западного субъекта РФ существует в самом Калининграде. Там на территории Южного парка предполагалось строительство мечети. И процесс ее возведения начался. Однако в 2014 году, несмотря на то, что все разрешительные документы были выданы мусульманской общине, они были признаны незаконными в суде. После серии попыток оспорить этот вердикт религиозная организация направила заявление в Европейский суд по правам человека, оно до сих пор находится на рассмотрении[31] .
Непростая ситуация складывается и в Москве. На протяжении двух лет (2018 – 2019) количество мусульман, посещающих торжественные богослужения в столичных мечетях на праздник Ураза-Байрам, превышает 250 тыс. человек. При этом в Москве сейчас действует всего четыре общедоступные мечети, самая большая из которых — Соборная на Проспекте Мира — рассчитана не более чем на 10 тыс. человек. В ноябре 2018 года мэр Москвы Сергей Собянин подтвердил возможность строительства еще одной, пятой по счету мечети — на территории Новой Москвы. Ранее также сообщалось, что земли в Троицком административном округе Новой Москвы под межконфессиональный комплекс, где на единой территории будут соседствовать православие, ислам, иудаизм и буддизм, могут быть переданы городом в 2019 году. Если такой центр будет построен, он станет третьим по счету в столице, вместе с комплексами на Поклонной горе и в районе Отрадное[32] .
В сентябре 2018 года представители исламского сообщества (ДСМР) обратились к министру обороны Сергею Шойгу и патриарху Кириллу с просьбой построить мечеть рядом с главным храмом Вооруженных Сил РФ в парке «Патриот» в Кубинке. «Мы очень надеемся, что будет принято решение и о строительстве мечети рядом с будущим православным храмом, потому что велика роль людей, исповедовавших другие религии, в Великой Отечественной войне, и сегодня в Сирии служат мусульмане и представители других религий», — отметил тогда Альбир Крганов.
Но, если в Министерстве обороны сообщили о готовности рассмотреть инициативу мусульман, то в Московском патриархате к этому предложению отнеслись более чем осторожно. «Если просьба будет исходить от множества людей, военнослужащих, наверное, ее стоит рассмотреть. Но тут может быть другая история, связанная с нашим героическим прошлым в связи с особой ролью православия», — заявил пресс-секретарь патриарха Кирилла священник Александр Волков[33] .
В столице Кубани Краснодаре до сих пор нет ни одной мечети. Ближайшая находится в поселке Яблоновский, Тахтамукайский район, Республика Адыгея. Здание этой мечети рассчитано на 500 человек, тогда как на молитву в честь праздников Ураза-Байрам или Курбан-Байрам собирается более трех тысяч верующих. По словам имама мечети Асфара Мысса, «вопрос о строительстве мечети в Краснодаре как не поднимался, так и не поднимается. Так же, как вопрос о передаче здания исторической мечети, которая сейчас является жилым домом»[34] . Само же это здание в тогдашнем Екатеринодаре было построено черкесским купцом и меценатом Лю Траховым, который на собственные средства строил приюты, мечети, каналы, дамбу в районе хуторов Яблоновский и Новый Сад и мост через реку Кубань. В многонациональном Сочи мечеть появилась только в 2017 году.
В Ставрополе продолжается спор по поводу возвращения мусульманской общине здания исторической мечети, в котором сейчас, начиная с 1987 года, размещается краевая картинная галерея. По словам лидера Духовного собрания мусульман России, муфтия Альбира Крганова, «надуманный аргумент придумали чиновники, говоря, что якобы эту мечеть построили, но в связи с революцией не успели ее официально открыть. Но это неправильный подход, ведь ее строили мусульмане на свои деньги как дом Всевышнего, там возносили молитвы!» [35] .
Долгие годы Центральное духовное управление мусульман Ростовской области (муфтий Джафар Бикмаев) пыталось вернуть себе участок и здание на улице Красноармейская, д. 97 в областном центре. Здесь находится заброшенный военный клуб, который был построен на месте бывшей Соборной мечети. Она была возведена в 1905 году на деньги, пожертвованные ростовскими мусульманами. В 1963 году решением горисполкома здание было национализировано и передано прилегающей воинской части. В 1978 году мечеть частично разрушили, снесли купол и минарет, затем перестроили в солдатский клуб. Ростовские мусульмане ссылались на федеральный закон о передаче религиозным организациям исторической недвижимости, находящейся в госсобственности, пошли с этим в суд, но проиграли. Осенью 2017 года администрация Ростова выставила спорное здание на продажу за 29 млн. рублей. В аукционе планировала принять участие и мусульманская община города, однако в последний момент торги по неназванным причинам были отменены. Теперь же отобрать у администрации и здание, и участок пытается Минобороны РФ[36] .
В Ульяновске местная мусульманская община уже долгое время ведет борьбу за возврат незаконно отнятого здания Исторической мечети. Построенное татарским фабрикантом Акчуриным в 1853 году, это здание представляет собой памятник архитектуры. В 1930-х годах оно служило как Татарский клуб, а в 1940 году было передано в распоряжение Горсовета и превращено в пекарню[37] .
На месте шиитской мечети в столице Республики Северная Осетия (Алания) Владикавказе (была построена в 1870-х гг.) в советское время действовал планетарий. В 1992 году он был закрыт, долгое время находился на реконструкции. И в 2020 году будет открыт в обновленном виде. Республиканский муфтият неоднократно поднимал вопрос о нежелании властей передать здание мечети в руки мусульманскойобщины[38].
Убийства исламских духовных лидеров
Одним из серьезнейших вызовов межконфессиональному и межнациональному согласию в России являются убийства духовных авторитетов ислама, а также покушения и провокации в отношении них. В значительной степени лидеры традиционных российских религий находятся сегодня на переднем крае противодействия идеологии и практикам экстремизма и ксенофобии. Именно они пытаются своим словом внести успокоения в умы, когда возникают острые конфликтные ситуации. Во многом благодаря их стараниям, наработан уникальный и недооцененный опыт профилактики и предотвращения межнациональных и межконфессиональных противоречий. По справедливому замечанию муфтия Альбира Крганова, «трагедия в том, что сегодня некоторые силы ценой жизни людей хотят расшатать общество в мусульманских регионах России. Ведь именно с целью взбудоражить исламскую общину действуют те, кто стоит за убийствами авторитетных мусульманских деятелей»[39] .
Только за период с 2009 по 2016 гг. на Северном Кавказе были убиты 45 исламских духовных лидеров. Случаи покушения на лидеров мусульман России были также зафиксированы и в Поволжье (Республика Татарстан, которая по праву считается территорией межконфессионального мира). В настоящем докладе приводятся трагические случаи, вызвавшие наибольший общественный резонанс.
25 мая 2009 года в Махачкале был убит заместитель муфтия Духовного управления мусульман Дагестана Ахмед-хаджи Тагаев.
На окраине Черкесска 20 сентября 2009 года был убит заместитель председателя Духовного управления мусульман КЧР и Ставрополья, ректор местного Исламского института (он стоял у его истоков, в течение десяти лет был его ректором) Исмаил Хаджи Бостанов. Во время этой террористической атаки был также ранен сын Бостанова.[40]
3 октября 2009 года был расстрелян известный религиозный деятель России, единственный на тот момент в России и СНГ доктор шариатских наук, житель поселка Комсомольское Кизилюртовского района Дагестана Муртазали Магомедов. От полученных ранений Магомедов скончался на месте[41] .
В Нальчике 15 декабря 2010 года во дворе своего дома был убит председатель Духовного управления мусульман Кабардино-Балкарии Анас Пшихачев. Он принадлежал к числу наиболее влиятельных духовных лидеров как КБР, так и России в целом, написал более 50 монографий по богословско-правовым вопросам, разработал образовательную программу для высших религиозных заведений. Указом Президента России он был посмертно награжден орденом Мужества с формулировкой: «За мужество и отвагу, проявленную при исполнении гражданского долга»[42] .
20 апреля 2011 года во дворе собственного дома в селении Аверьяновка Кизлярского района Дагестана из автоматического оружия был убит исламский деятель, активный проповедник-суфий, имам мечети в станице Бороздиновская (Чечня) Нури Рамазанов.
7 июня 2011 года в Махачкале неизвестными был застрелен ректор Института теологии и международных отношений Максуд Садиков. Вместе с ним был убит его племянник. Садиков был одним из инициаторов создания Института теологии и международных отношений — первого на Северном Кавказе учебного заведения, в стенах которого студенты стали одновременно получать и светское, и религиозное образование.
27 октября 2011 года в селе Хурик Табасаранского района Дагестана из пистолета был расстрелян известный религиозный деятель Сиражудин Исрафилов (Сиражутдин Хурикский), резко выступавший против экстремистских течений ислама[43] .
13 февраля 2012 года в Пятигорске при взрыве автомобиля погиб заместитель муфтия Ставропольского края, известный исламский религиозный деятель Курман Исмаилов[44] .
28 июня 2012 года в селении Кироваул Кизилюртовского района Дагестана снайперским выстрелом в сердце был убит известный в Дагестане исламский ученый Магомедхабиб Заурбеков[45] .
19 июля 2012 года в столице Татарстана Казани был совершен двойной теракт. Был убит известный исламский теолог, начальник учебного отдела Духовного управления мусульман Татарстана Валиулла-хазрат Якупов. Через 15 минут после этого была взорвана машина муфтия республики Илдуса Файзова. Муфтий сам был за рулем, никого с ним в машине не было. Сам он выжил, но в 2013 году оставил свой пост по состоянию здоровья. Покушение на двух известных исламских деятелей Татарстана и убийство произошло в канун священного для мусульман месяца Рамадан. Впоследствии Файзов президентским указом был награжден Орденом Дружбы[46] .
28 августа 2012 года в доме суфийского шейха Саида-Афанди Ацаева (Саида Чиркейского) в селе Чиркей Буйнакского района произошел взрыв. Бомбу привела в действие смертница. В результате погибли восемь человек: шейх Саид Чиркейский, шесть человек, находившихся поблизости, и сама смертница. Несколько пострадавших при взрыве были доставлены в больницу. Шейх стоял у истоков процесса внутриисламского примирения в Дагестане, сыграл в этом процессе значительную, если не определяющую, роль. Онсчитался одним из самых известных и влиятельных суфийских шейхов Накшбандийского и Шазилийского тарикатов в Дагестане, оказывал значительное влияние на работу республиканского муфтията[47] .
26 декабря 2012 года близ селения Чми на окраине Владикавказа по дороге домой был расстрелян заместитель муфтия Северной Осетии Ибрагим Дударов. На момент убийства ему было 34 года, на протяжении пяти лет он курировал в Духовном управлении мусульман Северной Осетии (ДУМСО) вопросы образования. У него остались четверо несовершеннолетних детей[48] .
16 августа 2014 года во Владикавказе был убит рядом со своим домом еще один заместитель муфтия Северной Осетии Расул Гамзатов[49] .
25 сентября 2014 года в селе Телетль Шамильского района Дагестана был застрелен Шамиль Бадавиев. Убитый был одним из инициаторов возведения медресе в Телетле и руководил процессом строительства. Он также был противником радикальных религиозных течений[50] .
20 августа 2015 года в Ставропольском крае обнаружен мертвым заместитель имама села Иргаклы 32-летний Замирбек Махмутов, который по пути на утренний намаз в мечеть был расстрелян.
9 сентября 2015 года в селении Новый Куруш Хасавюртовского района Дагестана у здания местной мечети был расстрелян имам Магомед Хидиров.
26 сентября 2016 года неизвестными по дороге из Буденновска в Кара-Тюбе был убит заместитель имама Нефтекумского района Ставрополья Равиль Кайбалиев[51] .
По словам муфтия Духовного собрания мусульман России Альбира Крганова, «жизнь и труды мусульманских лидеров, погибших от рук террористов, необходимо изучать». С его точки зрения, это важно не только для представителей ислама, но и для всего российского общества и государства[52] .
Проявления исламофобии
Российские востоковеды Алексей Крымин и Георгий Энгельгардт определили исламофобию как «действия и высказывания, оцениваемые мусульманами как враждебные исламу. Это понятие охватывает крайне широкий спектр значений — от погромов до любой критики в адрес как мусульман и исламских активистов, так и исламского вероучения, и социальной практики»[53] . Данный термин вошел в широкое употребление после того, как в 1997 году британский исследовательский центр «Runnymede Trust» опубликовал доклад с «говорящим» заголовком «Исламофобия — вызов для всех». Основными чертами такого дискурса были определены:
— отношение к исламу как к отсталой, архаичной, авторитарной религии, не склонной к диалогу и компромиссам;
— рассмотрение одной из мировых религий как вызова стабильности и порядку[54] .
Стоит иметь в виду, что сам концепт исламофобии, прежде всего, разработан на европейском материале. И все теоретические построения, связанные с пониманием исламофобии как особой формы расизма, продукта колониальной эпохи, элемента идеологии крайне правых и прочее, призваны объяснить европейские реалии, где мусульманский фактор актуализируется, в первую очередь, в миграционном контексте. В России же совершенно иная ситуация, поэтому многие западные подходы применимы лишь частично[55] .
Если говорить о России, то отношение к исламу политиков и высших государственных представителей в подавляющем большинстве случаев подчеркнуто корректное и уважительное. По словам Президента Владимира Путина (ноябрь 2019 года), «ислам и христианство, как и другие мировые религии, основаны на фундаментальных гуманистических ценностях, имеющих непреходящее значение — на милосердии и любви к ближнему, на справедливости и уважении к человеческой личности». И именно поэтому считает Президент России, что «объединение усилий религиозных организаций, их конструктивное взаимодействие с государственными и общественными структурами» обязательно будет содействовать укреплению гражданского мира и согласия»[56] . Владимир Путин также заявлял (в 2013 и в 2018 гг.) о том, что ислам является «частью российского культурного кода»[57].
Российский федеральный Закон о свободе совести и религиозных объединениях, подчеркивая «особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры», заявляет об уважении к исламу, буддизму, иудаизму и другим религиям, составляющим неотъемлемую часть исторического наследия народов России»[58] .
На территории Российской Федерации действуют порядка 8 тысяч мечетей, более 90 региональных ЦРО – муфтиятов, из них три федерального значения: Центральное Духовное Управление Мусульман России (Талгат Таджутдин), Духовное Управление Мусульман Российской Федерации –Совет Муфтиев России (Равиль Гайнутдин), Духовное собрание мусульман России (Альбир Крганов), одна имеет межрегиональный статус Координационный центр мусульман Северного Кавказа (Исмаил Бердиев), порядка десяти Высших исламских учебных заведений, 70 лицензированных средне специальных медресе, одна Болгарская исламская академия в г. Болгар (Республика Татарстан), а представители мусульманского духовенства присутствуют в различных советах при Президенте РФ, при Совете Федерации, при Федеральном агентстве по делам национальностей, Общественной палате РФ.
При содействии государства, Фонд поддержки исламской культуры, науки и образования оказывает существенную помощь в реализации уставных задач муфтиятов и социальных проектов. Наряду с этим, представители мусульманских народов широко представлены в органах власти федерального и регионального уровней.
Если говорить о ведущих российских политиках, то лидер КПРФ Геннадий Зюганов, хотя и обращается к исламской тематике не слишком часто, неизменно подчеркивает такой позитивный элемент в этой религии, как «приоритет коллективистского начала над индивидуалистическим». Эти тезисы, в частности, были озвучены им во время выступления на Всероссийском мусульманском совещании в 2011 году.
Регулярно лидер КПРФ в своих публичных выступлениях рассказывает о своем опыте работы на Северном Кавказе и эффективном взаимодействии с мусульманскими духовными авторитетами[59] .
Известный писатель и журналист, главный редактор газеты «Завтра», идеологически близкой к КПРФ, Александр Проханов выступает за «православно-исламский» и «славяно-тюркский альянс», который мог бы стать альтернативой англо-саксонскому доминированию. Со схожих позиций выступают и публицисты евразийского направления (Александр Дугин)[60] .
И в этом контексте говорить о существовании в РФ исламофобии как государственной официальной политики не представляется возможным. Этот тезис в одном из своих выступлений на совещании Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ в Варшаве обозначил муфтий Духовного собрания мусульман России Альбир Крганов. Что, по его словам, естественно, не отменяет существования проблемных мест[61] .
Так на фоне в целом уважительного отношения к исламу и мусульманам контрастом выступает бессменный лидер Либерально-демократической партии (неизменно имеющей собственную фракцию в нижней палате Федерального Собрания) Владимир Жириновский. Этот политик последовательно отстаивает национал-популистскую повестку дня. И в ее рамках исламофобия занимает важное место. «Мы не говорим, что ислам сампо себе враждебный. Но есть в учениях ислама, его постулатах, отправлениях обрядов чрезмерный фанатизм, поворачивающий все против соседних народов». Он также предрекал: «В перспективе мы будем иметь столкновения между христианством и мусульманством». «Задача России уложить ислам в рамки лишь культуры»[62] .
Исламофобия Жириновского при этом имеет многоплановую направленность. Во-первых, это оскорбительные выпады против народов, которые в большинстве своем исповедуют ислам. Так лидер ЛДПР позволял себе заявления об ограничении рождаемости на Северном Кавказе и необходимости оградить его территорию «колючей проволокой». «Все народы хорошие, но там (на Северном Кавказе) есть избыток населения», — заметил лидер ЛДПР, указав, что в подобной ситуации жители часто находят себя в преступности. Поэтому нужно «принять меры, связанные с ограничением населения на Северном Кавказе, так как главная причина всех войн, революций — резкий рост населения». Впоследствии он скорректировал свои слова, заявив, что «колючая проволока» должна охватывать только боевиков[63] .
Во-вторых, Жириновский выступал против особых прав регионов, в частности Татарстана. Он последовательно выступал против заключения особого договора о разграничении полномочий между Москвой и Казанью, а также против существования национальных республик в составе Российской Федерации[64] .
По словам известного российского исследователя-исламоведа Алексея Малашенко, «главная причина исламофобии – страх перед исламом, объяснение которого кроется как в реальных событиях в России и в мире, так и в нашем их восприятии». Это и конфликты на Кавказе в 1990-х гг., ситуация в Центральной Азии, странах Ближнего Востока, террористическая опасность. Нередко эти события трактуются упрощенно, а источники страха переносятся на носителей «другой» религии[65] . Как следствие, озвучивание тезисов о внутренней миграции (переезде представителей различных национальных республик в регионы с преимущественно русским населением) как источнике конфликтов и опасностей, призывы не к грамотной национальной политике и профилактике конфликтов, а к выстраиванию «защитных барьеров». По этой части в бытность свою губернатором Краснодарского края много высказывался Александр Ткачев[66]. Долгое время представители мусульманской общины региона поднимали вопрос о краевом гимне, в котором, по их мнению, содержатся исламофобские проявления. В тексте гимна есть такие слова, обращенные от имени казаков к Кубани: «О тебе здесь вспоминаючи, как о матери родной, на врага, на бусурманина мы идем на смертный бой».
Но проблема в том, что Краснодарский край — дом не одних лишь казаков-кубанцев. В 2013 году после инцидента во время футбольного матча между клубами «Краснодар» и «Анжи» (Махачкала), когда фанаты сожгли дагестанский флаг, руководство Дагестана подняло вопрос о гимне как произведении, разжигающем межнациональную и межконфессиональную рознь. По словам тогдашнего председателя парламента республики Хизри Шихсаидова, кубанский гимн призывает идти «одних верующих на других». Рамазан Абдулатипов, на тот момент глава Дагестана, поднимал вопрос о соответствии гимна Конституции и законодательству РФ[67] .
Значительную проблему с точки зрения трансляции исламофобии представляют и программы различных СМИ, и высказывания в социальных сетях. По словам исследовательницы российского ислама Софьи Рагозиной, зачастую под понятия «радикальный», «экстремистский» искусственно подгоняется все то, что не слишком хорошо знакомо журналистам и блогерам. «Дело не ограничивается такими самоочевидными стратегиями, как подчеркивание принадлежности к мусульманскому сообществу в материалах про совершенные преступления. Можно, например, также напугать читателя «десятками тысяч мусульман, создающих давку в метро» или сравнить закят[68] с рэкетом»[69]. Так муфтий Духовного собрания мусульман России Альбир Крганов обращал внимание на недопустимость словосочетания «исламский фашизм», звучавшего в популярной ТВ-программе «Военная тайна» на канале REN-TV.
Весьма критически относятся к использованию таких дефиниций, как «исламский терроризм», «исламский экстремизм», представители мусульманского духовенства и общественных организаций. По их словам, такие термины, как «воин Аллаха», «пояс шахида», получившие на ТВ и в печатных изданиях, на интернет-сайтах широкое хождение применительно к террористическим практикам, неприемлемы, так как нацелены на дискредитацию ислама как религии, а также на раздувание негативных стереотипов вокруг мусульман[70] .
В исследовании исламофобии в России (его провела Софья Рагозина на основе эмпирической базы в виде 20 699 статей из российских газет, которые выпускались с 2010 по 2018 год) отмечен целый ряд важных медийных трендов. Во всех отобранных статьях упоминались слова «ислам», «исламский» и «мусульманин». Рагозина обращала внимание, какие эпитеты и глаголы сопутствуют этому понятию в газетах. Оказалось, что самой частотной была коллокация «радикальный». Но никакой однозначности в понимании, что такое радикальный ислам, а что такое — традиционный, в прессе, конечно же, нет. Радикальный ислам — это все, что касается неспокойной обстановки в северокавказских регионах да и в любых неспокойных регионах по всему миру[71] .
По словам Рагозиной, «изучая обсуждение ислама в прессе, можно понять, что ее авторы часто стремятся произвести впечатление на читателей данными статистики. Журналисты любят считать численность какой-либо мусульманской общины или собравшихся на то или иное празднование мусульман. «Миллионы», «десятки тысяч», «миллионные толпы экзальтированных мусульман» — наиболее частые количественные характеристики мусульман в российских газетах. Все это призвано придать необъятность этой проблеме»[72] .
Как следствие, секьюритизация ислама, привязка всего спектра проблем религии исключительно к вопросам безопасности, а во многих публикациях и отождествление целой религии с экстремизмом и терроризмом. В этом плане показательно высказывание известного религиозного деятеля диаконаАндрея Кураева: «Я же лишь протестую против идиотской фразы «у терроризма нет вероисповедания и национальности». Есть у террористов и то, и другое». «А что — в России ирландские или баскские боевики взрывают? Исламское сообщество России должно признать терроризм как свою «проблему», «свою болячку»». В чем-то, разумеется, это суждение верно. Некоторые представители других вероисповеданий также небезгрешны. Однако их деятельность имеет мотивы, например, экономическая выгода, маниакальные предрасположенности и т. д. Но важным является то, что в этом случае преступная деятельность не является непосредственной целью, а скорее средством для извлечения какой-либо личной выгоды. В случае же с исламом преступление совершается ради преступления — культ личной жертвы, якобы, во имя Аллаха», — резюмирует Кураев[73] .
Тема исламофобии также объективно возникает в связи с судебными решениями по СМИ, которые позиционируют себя как последовательные защитники мусульманской религии.
14 июня 2019 года в качестве подозреваемого был задержан редактор отдела «Религия» известной дагестанской газеты «Черновик» Абдулмумин Гаджиев. 22 июля ему было предъявлено обвинение в совершении преступлений, предусмотренных ч. 2 ст. 205.5 УК РФ и ч. 4 ст. 205.1 УК РФ, то есть в финансировании терроризма и участии в деятельности террористической организации. В дальнейшем арест Гаджиева продлевался. В данных ситуациях профилактика терроризма с точки зрения «силовиков» сталкивается с позицией редакционного коллектива, стоящего на стороне защиты прав группы верующих. В этом контексте крайне важно объективное расследование и решение суда. Не менее важна и объективная информированность населения с целью недопущения политизации таких дел.
Вакуум объективной информации в подобных ситуациях способствует распространению домыслов. В качестве примера можно привести задержание Дагира Хасавова, известного в профессиональных кругах защитой обвиняемых по многим резонансным делам, и как защитника прав мусульман.
Хасавов обвиняется в воспрепятствовании правосудию (ч. 1 ст. 294 УК РФ), подкупе и принуждении или уклонении от дачи показаний (ч. 4 ст. 309 УК РФ). За отсутствием достаточной информации об имеющихся доказательствах по делу, наблюдаются спекуляции на тему заключения под стражу в связи с его профессиональной деятельностью[74] .
Муфтий Духовного собрания мусульман России Альбир Крганов так прокомментировал задержание адвоката: «Наша религия учит нас, внимательно воспринимать информацию и проанализировать ее тщательно».
Ситуация, вызванная с задержанием адвоката Дагира Хасавова, порождает в обществе многочисленные вопросы и беспокойство.
Кроме того, по нашему мнению, заключение под стражу в таких случаях — мера, дающая простор для разного рода провокаций и сплетен. Многие люди, следившие за профессиональной деятельностью Хасавова, задают вопросы относительно предъявленных обвинений, но не находят на них ответов. Вместе с тем звучат разные версии происходящего... Граждане страны должны понимать и ощущать на деле соблюдение своих прав, гарантированных основным законом государства — конституцией.
Вместе с тем, считаем, что общество имеет право больше знать, в чем конкретно обвиняются фигуранты подобного рода процессов. Их расследование должно быть максимально открытым и понятным обществу»[75] .
Муфтий Москвы при ДУМ РФ Ильдар Аляутдинов также прокомментировал данную ситуацию: «Подобные известия в обществе всегда вызывают озабоченность и настороженность. Как правило, такие дела получают широкую огласку и бурно обсуждаются, при этом мало кто обладает достоверной информацией. Конечно, жесткие методы задержания и серьезные обвинения всегда порождают много вопросов. Одни не исключают политической подоплеки в таких преследованиях, другие же связывают эти аресты с деятельностью подозреваемых. Выражаю надежду на справедливое и открытое расследование этих и подобных им дел. Граждане должны чувствовать, что они живут в стране, где соблюдаются права всех людей, без исключения»[76] .
Судебные решения в отношении мусульманских священнослужителей также могут служить фактором развития исламофобских настроений. В апреле 2017 года Московский окружной военный суд приговорил имама московской мечети «Ярдям», шейха Махмуда Велитова к трем годам колонии по обвинению в публичном оправдании терроризма.Защита отрицала это обвинение, указывая, что в молитве о прощении грехов не может быть какого-либо оправдания терроризма, а имама попросили прочесть молитву об убитом, не сообщив ему о том, что убитый был членом какой-либо организации. В настоящее время Махмуд Велитов отбыл свое наказание и находится дома[77] .
Родители школьников из станицы Александровской в КБР недовольны тем, как в их школе преподают предмет «Основы религиозных культур и светской этики», сообщает «Кавказский узел». Как рассказал председатель родительского комитета школы, атаман местной казачьей общины Александр Свиридов, преподаватель этой дисциплины прошел подготовку только по одному модулю из возможных шести — по основам православной культуры, и родителей лишили выбора. Всех учеников 4-го класса записали на этот профиль, хотя среди них есть дети мусульман. К тому же учеников заставляют учить молитвы и рисовать иконы, и это не нравится многим родителям. Вот почему мамы и папы подали жалобы одновременно в минобразования региона, прокуратуру и муниципалитет. Замминистра образования КБР Ирина Шонтукова встретилась с родителями учеников и выслушала их жалобы, уточняет издание. Она пообещала, что в этом ведомстве скоро дадут ответ на обращение.
Ранее «Кавказ Пост» писал о том, что подобные перекосы, к сожалению, наблюдаются во многих школах на Северном Кавказе. К преподаванию предмета «Основы религиозных культур и светской этики» нередко подходят формально, а детям и родителям не дают выбора[78] .
Неконвенциональные группы мусульман и власть: проблемы отношений
Отдельной непростой проблемой государственно-конфессиональных отношений является вопрос о политике властей к неконвенциональному исламу, то есть тем мусульманским группам, которые либо не зарегистрированы официально, либо не подчиняются юрисдикции действующих и признаваемых законом муфтиятов, либо структур, запрещенных законодательством РФ.
Речь идет о различных псевдосалафитских группах. Они имеют самые сильные позиции на Северном Кавказе (особенно в Дагестане), в меньшей степени — в некоторых волжских территориях (Набережные Челны, Кукмор, Альметьевск в Республике Татарстан, а также присутствуют в Республиках Башкортостан, Мордовия и Пензенской области). Сторонники этого течения жестко противостоят официальному исламскому духовенству (ДУМ). В контексте российского ислама они считают представителей духовных управлений, во-первых, чрезмерно связанными со светскими государственными властями, во-вторых, исповедующими ислам лишь «церемониально».
Псевдосалафиты, как правило, крайне не толерантны, настроены агрессивно по отношению к любым проявлением «неисламского поведения», например, к празднованию популярных праздников («Сабантуй» в Татарстане или светский Новый год), которые интерпретируются как проявления язычества[79] . Запутывая мусульман в терминологии, в контексте Северного Кавказа, псевдосалафиты критикуют действия мюридов (суфийских шейхов) и вообще наставничество, а также посещение святых мест, мест погребений.
27 марта 2018 г. Председатель Духовного управления мусульман Татарстана, муфтий Камиль Самигуллин на заседании Межрелигиозного совета России заявил о необходимости законодательного запрета ваххабизма и признания его экстремистской идеологией[80] .
Министр внутренних дел Татарстана Артем Хохорин обеспокоен формированием второго поколения салафитов в республике, об этом он сообщил на коллегии МВД по Республике Татарстан. По его словам, в Татарстане отмечается негативная тенденция формирования второго поколения салафитов — это дети семей, подверженных радикально-исламистской идеологии[81] .
Псевдосалафиты в России осуществляют свою деятельность посредством различных сетевых структур. У них нет какого-то определенного спикера или единого лидера. Мотивация, степень радикализма и методы псевдосалафитов различаются. Попытки переговоров и втягивания «неофициальных» мусульман в мирные процессы предпринимались в различных регионах РФ в разное время и с разной степенью успешности.
Помимо салафитов в России действуют представители партии «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами» (ХТ). Эта партия была основана в 1953 году в Восточном Иерусалиме палестинским правоведом Таки аль-Дин Набхани (1909-1977). Сама партия позиционирует свою деятельность как «борьбу за установление исламского образа жизни и проведение исламского призыва в мир»[82] . В своих публичных заявлениях партия обычно отрицает насилие, это отличает «хизбутовцев». Но в то же время, идеология ХТ включает антикапитализм, антисионизм, антидемократизм и антивестернизм. Нередки и оправдательные мотивы в отношении террористов. На территории России данное направление распространено, прежде всего, в Поволжье. В начале 2003 года Генеральная прокуратура РФ и Верховный Суд внесли ХТ в список террористических структур. Однако эта мера не привела к прекращению распространения взглядов партии в России, особенно в Волжском регионе.
С начала 1990-х годов последователи проповедников турецкого происхождения Саида Нурси (1878-1960 гг.) и Фетуллы Гюлена (родился в 1942 году в Эрзеруме, в настоящее время проживает в штате Пенсильвания, США) стали чрезвычайно активными в России, особенно в образовательной сфере. В мае 2007 года Коптевский суд Москвы признал некоторые русские переводы сочинения Саида Нурси «Рисале-и-Нур» экстремистскими, содержащими пропаганду религиозной исключительности[83] . В 2008 году деятельность движения нурсистов в России была запрещена решением Верховного Суда РФ (по иску Генеральной прокуратуры, поддержанной Министерством юстиции и Федеральной службой безопасности)[84].
Деятельность «Таблиги Джамаат» («Общества по распространению веры») в России не слишком заметна, в отличие от салафитов, Хизб ут-Тахрир или нео-нурсистов. Это религиозное течение в исламе возникло в 1927 году в британской Индии, благодаря деятельности Мухаммеда Ильяса Кандехлеви (1885-1944 гг.). Изначальной целью движения было возвращение мусульман Индии к «истинной вере», отрыв от влияния европейцев и секуляризации. В отличие от салафитов или «хизбутовцев», «таблиговцы» работают, как правило, с мусульманской средой, не занимаясь распространением своих взглядов среди немусульман. Многие авторы обращают внимание на то, что, несмотря на декларируемую аполитичность и сосредоточенность на морально-этических практиках, апелляция к «истинной» и «правильной вере» исподволь формирует у членов ТД экстремистские взгляды. Отсюда взгляд на «таблиговцев» как «подготовительный класс» для радикалов [85] . В России Верховный Суд запретил «Таблиги Джамаат» в 2009 году как «экстремистскую организацию.
Как бы то ни было, а среди части российских мусульман политика властей ко всем вышеобозначенным структурам воспринимается неоднозначно, а порой и как излишне и необоснованно запретительная. Как следствие, попытки представить действия исполнительной, судебной власти, правоохранительной системы в отношении активистов ХТ, салафитов или «таблиговцев» как проявления государственной исламофобии[86] . И эти оценки требуют качественной реакции со стороны официальных муфтиятов.
Наиболее активно этот сюжет раздувается в западных СМИ в крымском контексте, так как после перехода Крыма под российскую юрисдикцию законы РФ о запрете, например, ХТ были распространены и на территорию полуострова. Упускается сознательно из виду тот факт, что муфтий Крыма Эмирали Аблаев разделяет позицию российского исламского духовенства и властей по поводу необходимости сдерживания религиозного радикализма и проникновения зарубежных проповедников, распространяющих чуждые идеологии и спекулирующих ценностями ислама. Муфтий Крыма вместе с Митрополитом Симферопольским и Крымским Лазарем в свое время осудил блокаду полуострова, организованную националистическим «Меджлисом»[87] .
Он также выступает за возвращение всех культовых объектов мусульман Крыма, а также объектов культурного наследия. За период его работы в ДУМК было возвращено около 80 культовых объектов мусульман, построено более 60 мечетей, а также открыты 3 медресе. В феврале 2018 года он выступил с призывом к крымским татарам, принять участие в выборах Президента РФ 18 марта 2018 года. Вместе с Русланом Бальбеком (депутатом Госдумы России, также крымским татарином по национальности) муфтий поддержал строительство мечети в Симферополе, которая будет открыта в апреле 2020 года[88] . В то же самое время, именно по просьбе Эмирали Аблаева Президент РФ Владимир Путин в октябре 2017 года помиловал осужденных активистов «Меджлиса» Ахтема Чийгоза и Ильми Умерова[89].
Судебные решения по запрету ношения хиджабов
Ношение религиозной одежды является одной из наиболее актуальных проблем не только за рубежом, но и на территории Российской Федерации, характеризующейся поликонфессиональным составом. Так, в России, как и в ряде европейских стран, совершаются попытки разрешить данную ситуацию на законодательном уровне. Одним из актуальных в наши дни вопросов является ношение хиджаба в образовательных учреждениях. Несмотря на то, что в Европе данный вопрос получил огласку намного раньше, чем в России, четких путей решения выявлено не было.
В соответствии с 28 статьей Конституции РФ, гарантируются «свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними»[90] . Данное положение также подкрепляется и Федеральным Законом «О свободе совести и о религиозных объединениях»[91].
Попытки осуществления вышеизложенных принципов демократического государства на деле привели к тому, что такой, казалось бы, простой, обычный предмет гардероба, как платок, стал инструментом в споре представителей светского и религиозного дискурса.
Первая дискуссия на данный счет зародилась лишь в начале 2000 годов, когда заговорили о праве фотографироваться в платках на документы. Решением по данному вопросу явился то факт, что в 2003 году Верховный Суд РФ предоставил возможность российским мусульманкам не обнажать голову для фотографии на паспорт.
В России на федеральном уровне не существует официального запрета на ношение хиджаба (исламского женского головного платка) в учебных заведениях. Согласно Федеральному Закону «Об образовании в РФ» от 29 декабря 2012 года (с поправками от 4 июня 2014 года), в образовательных учреждениях внешний вид учащихся, а также ношение школьной формы, определяет администрация. Типовые требования к школьной форме утверждают власти регионов. В 2013 году Министерство образования и науки РФ разработало образец типовых требований субъекта Федерации к школьной одежде, согласно которым «внешний вид и одежда учащихся... должны соответствовать общепринятым в обществе нормам делового стиля и носить светский характер»[92] .
4 июня 2014 года вышел Федеральный Закон «О школьной форме», по которому образовательные организации вправе устанавливать требования к внешнему виду школьников. Если же ношение религиозной одежды или атрибутов является принципиально важным для ребенка или родителей, в таком случае им предоставляется на выбор несколько видов образования: семейное, очно-заочное, заочное и экстернат, либо перевести ребенка в частную школу.
Начиная с 2012 года, имели место несколько конфликтных ситуаций, связанных с религиозным дресс-кодом. В октябре 2012 года в Ставропольском крае в школе № 12 села Кара-Тюбе произошел конфликт между администрацией учебного заведения и родителями девушек-мусульманок. Директор школы запретила учащимся появляться на уроках в хиджабе, мотивируя это тем, что школа является светским образовательным учреждением. Вскоре после этого правительство Ставропольского края утвердило основные требования к школьной одежде и внешнему виду учащихся. В частности, документ запрещал школьникам посещать занятия в религиозной одежде и головных уборах.
Следует отметить, что в октябре 2012 года Президент РФ Владимир Путин на своей пресс-конференции заявил: «Нужно всегда с большим уважением относиться к религиозным чувствам людей. Это должно проявляться в деятельности государства, в нюансах, во всем. Второе — у нас светское государство, и именно из этого мы должны исходить»[93] .
В 2013 году Верховный Суд рассматривал обращение граждан из Ставропольского края, которые требовали разрешить их дочерям посещать школу в хиджабах, отменив ранее введенный запрет на местном уровне. Сторонники запрета возражали — Россия является светским государством, и образование в ней носит светский характер, и ограничение на публичную демонстрацию религиозных атрибутов любой конфессии не может нарушать чьих-либо прав. Противники апеллировали к религиозной идентичности и возможности реализовывать свое право на свободу совести и вероисповедания, что предполагает и определенные правила ношения одежды.
Высшая судебная инстанция в РФ в 2013 году отклонила жалобу на запрет, а, спустя два года, подтвердила свое решение по аналогичному обращению, поступившему из Мордовии. В этой республике конфликт в школе села Белозерье (90% его населения — этнические татары) разгорелся после того, как 12 мая 2014 года региональное правительство утвердило требования к форме учащихся, запрещающие посещать занятия в одежде «с религиозными атрибутами» и хиджабах. Представители мусульманской общины республики обратились в суд с иском о признании данного запрета незаконным. Руководство Мордовии при этом апеллировало к опыту села Белозерье, выходцы из которого были замечены в отрядах запрещенного в России «Исламского государства» в Сирии.
17 февраля 2015 года в Общественной палате РФ рассматривали проблему женских головных уборов в школах и иных образовательных учреждениях в правовых, религиозных и культурно-традиционных измерениях. В дискуссии приняли участие правозащитники, юристы, представители различных российских конфессиональных объединений. Непосредственным поводом для этого обсуждения стало обращение жителей Мордовии в связи с обозначенным выше решением республиканского правительства. Председатель комиссии Общественной палаты по гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений Иосиф Дискин в своем выступлении особо подчеркнул: «Если нам дорог межрелигиозный мир, то нам нужно проявлять крайнюю осторожность, сочувствие и понимание. И нам необходимо искать компромиссы, которые бы не нарушали и не ставили ни под какие сомнения фундаментальные основания и догматы религиозной принадлежности, а, с другой стороны, понимали специфику того пространства, куда приходят наши дети»[94] .
Осенью 2016 года судом Саранска были заочно арестованы несколько участников террористической организации, являющихся жителями села Белозерье. Примерно в это же время в интернете появились фотографии «якобы сделанные в стенах школы, на которых несовершеннолетние мусульманки в хиджабах позируют с оружием и совершают намаз»[95] . В декабре 2016 года в школе Белозерья сменили директора (она и педагогический коллектив также появлялись в хиджабах), а учителям и ученицам дали распоряжение — в хиджабах на занятиях не появляться[96]. За месяц из 20 учителей-мусульманок четверо практически сразу же написали заявление на увольнение, трое согласились отказаться от платков в стенах школы, 13 учителей продолжали ходить на работу в легких платках. Педагоги подали в суд, но так и не смогли добиться отмены запрета[97].
В январе 2017 года произошел обмен мнениями по этому поводу между главой Чеченской Республики Рамзаном Кадыровым и министром образования РФ Ольгой Васильевой. В ходе своей пресс-конференции в Москве министр заявила, что поддерживает запрет на ношение хиджабов в российских школах: «Я много лет, как вы знаете, возглавляла кафедру государственных и межконфессиональных отношений, и я не думаю, что истинно верующие люди атрибутикой свое отношение к вере стараются подчеркнуть. Это мое глубочайшее личное убеждение». В ответ на выступление Васильевой Рамзан Кадыров заявил: «Конституцией РФ каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними» (Глава 2, статья 28). Министр образования заявила о том, что этот вопрос был решен Конституционным Судом», но он данный вопрос не рассматривал и решение по нему не принимал! Выводы, основанные на несуществующем решении, должны быть признаны ошибочными и вводящими граждан России в заблуждение[98] .
В итоге в Астраханской и Мурманской области региональные власти также ввели требования к школьной форме, запрещающие ученикам посещать занятия в религиозной одежде и головных уборах. В Ростовской области школьникам не разрешается носить «религиозную одежду, в том числе, закрывающую лицо». Правительство Татарстана ввело запрет на ношение «атрибутов одежды, закрывающей лицо». В Башкортостане запрет на посещение школ в религиозной одежде и головных уборах носит рекомендательный характер.В марте 2017 года парламент Чечни принял поправки к закону, согласно которым учащимся позволяется носить одежду, которая отражает их религиозные убеждения. Этот факт необходимо будет учитывать руководству школ и вузов, когда они будут устанавливать требования к форме одежды.
Тем не менее, запреты на ношение хиджабов продолжаются до сих пор.В мае 2019 года прокуратура Октябрьского района города Пензы внесла представления директорам 20 школ города, в которых не было запрещено ношение хиджабов и другой религиозной одежды. Она отметила, что запрет ношения религиозной одежды должен быть официально закреплен в «положении о школьной форме» каждой школы и соблюдение этого должно строго соблюдаться[99] .Более того,12 должностных лиц образовательных учреждений были привлечены к дисциплинарной ответственности[100] .
Месяцем ранее в Казани преподавателей школ попросили предоставить в полицию информацию о семьях, придерживающихся «строгих религиозных убеждений». Известный казанский адвокат Руслан Нагиев опубликовал фотографию документа, в котором говорится следующее: «Просим вас отразить в характеризующем материале, с какого времени несовершеннолетний (семья) придерживается строгих религиозных убеждений (с какого времени начал (и) носить хиджаб».
На своей странице в социальных сетях Нагиев прокомментировал документ следующим образом: «Грубо нарушены конституционные права на свободу совести и вероисповедания. Незаконно ведется сбор личных данных и сведений о личной жизни без согласия родителей детей. Налицо дискриминация по религиозному признаку»[101] . По сообщению издания «Новый Омск», право ношения хиджаба во время учебных занятий в Кировском районном суде отстаивает Алина Наврузова, студентка 3-го курса Омского областного медицинского колледжа. Руководство колледжа, ссылаясь на устав образовательного учреждения, запретило носить хиджаб[102].
Таким образом, вопрос о ношении хиджаба у образовательных учреждений де-факто не был решен на универсальной основе. Субъекты Федерации получили возможность самостоятельно выбирать приоритеты: светскость или региональные особенности с учетом религиозного фактора. И в этом плане доминирование мусульман в численном составе населения не играло определяющей роли (примеры Чечни, Татарстана и Башкортостана дают различные модели).
В РФ как в демократическом, поликонфессиональном государстве неизбежно возникают ситуации, имеющие отношение к границам и защите свобод проявления религиозных убеждений. Ношение религиозной одежды является одной из наиболее актуальных проблем, решение которой не является универсальным и регулирование которой должно зависеть не только от конкретного государства, но иногда и от определенного региона. Проблема ношения мусульманских платков в стенах образовательного учреждения вновь и вновь оказывается в центре общественного внимания. Одним из факторов урегулирования данного вопроса является правовая традиция и исторический опыт каждого государства. На сегодняшний день в Российской Федерации нет федерального закона, четко регулирующего данный вопрос, вследствие чего остается возможность возобновления конфликтов на почве ношения хиджаба в светских школах.
Права мусульман в сфере паломничества (хаджа)
В 2017 году 350 мусульман застряли в аэропорту Домодедово в ожидании вылета для совершения хаджа. Это жители Башкирии, Челябинской области, Мордовии, Екатеринбурга, есть и из татарстанского Кукмора. Пострадали клиенты двух компаний — «Урал Сервис» и «Тюльпан тревел».
Несколько десятков человек, жители Челябинской области, в Москве с 12 августа. Турфирма обещала отправить их 14 числа, потом начала «кормить завтраками» и вовсе исчезла. Большинство хаджиев — пожилые люди, которые не могут постоять за себя и боятся придавать огласке проблемы[103] .
Аналогичные события повторились и 2018 г. 98 паломников из Республики Башкортостан не смогли вылететь 4 августа в Мекку. Туристическая компания «Хадж-фонд», зарегистрированная в Набережных Челнах, не нашла для туристов квоты для въезда в Саудовскую Аравию[104] .
Необходимо отметить, что после участившихся случаев нарушения прав мусульман, Хадж-миссия России выставляет усиленные требования ко всем участникам процесса организации паломничества. Требует активно привлекать правоохранительные органы для пресечения незаконных действий со стороны недобросовестных физических и юридических лиц, направленных на незаконный сбор документов и денежных средств паломников, а также проводить широкую разъяснительную работу в средствах массовой информации.
С 2019 г. в целях предупреждения правонарушений в сфере паломничества (хаджа) Хадж-миссией России изготавливаются и печатаются на специальной бумаге с водяными знаками индивидуальные сертификаты паломников, которые имеют 5 степеней защиты. Каждый туроператор получает соответствующее его квоте количество сертификатов. Теперь хадж может совершить только тот, кто получит индивидуальный сертификат паломника.
Права мусульман в пенитенциарной системе
В контексте соблюдения прав человека уже не первый год обсуждается вопрос о правах лиц, находящихся в местах лишения свободы. В этом видится залог укоренения в России демократических традиций, отказ от тяжелого наследия авторитаризма, когда пенитенциарная система де-факто рассматривалась, прежде всего, как система подавления и наказания.
Однако права верующих требуют к себе особого внимания. Понимание значимости свободы совести и свободы вероисповедания для развития личности, убежденность в том, что реализация института соблюдения прав человека в процессе исполнения наказания в виде лишения свободы, позитивно влияет на исправление осужденных, обеспечивает ее неотчуждаемость для лиц, приговоренных к изоляции от общества. Религия как форма духовной культуры, способствует нравственному совершенствованию личности, поэтому она просто не заменима в работе с заключенными. Отказ от этого ведет к значительной радикализации верующих, находящихся в местах лишения свободы, что чревато трансляцией экстремистских воззрений на группу сомневающихся, не определившихся с выбором дальнейших перспектив.
Между тем, уже не первый год правозащитники и общественные активисты сталкиваются с проблемами нарушения прав верующих мусульман в пенитенциарной системе. Еще весной 2015 году появился обстоятельный доклад «О положении жителей Чеченской Республики и Республики Ингушетия в учреждениях пенитенциарной системы», подготовленный комитетом «Гражданское содействие». Его авторы констатировали тогда, что положение в местах заключения жителей этих двух субъектов РФ имеет и свои особенности. Первое связано с общим негативным информационным фоном двух чеченских военных кампаний. Второе — с общим непониманием тех потребностей, которые связаны с исповеданием осужденными ислама, и, как следствие, их дискриминацией по религиозному и этническому признаку[105] .
По истечении нескольких лет ситуация не изменилась кардинально в лучшую сторону. Так, 9 ноября 2019 года во время посещения колонии ИК-7 в Карелии Уполномоченный по правам человека в России Татьяна Москалькова встретилась с двумя заключенными-мусульманами, которые пожаловались, что распорядок колонии не позволяет им молиться в предписанное время. «Я считаю, что такая проблема есть. И она заслуживает внимания. Время молитв, которые должны проводиться по Корану, и то время, которое отводится по внутреннему распорядку, не совпадает. Мне кажется, что нужно с высшим духовным сообществом обсудить вместе с ФСИН возможности найти компромисс, чтобы люди могли молиться тогда, когда по Корану им нужно это делать», — резюмировала российский омбудсмен[106] .
Выводы, к которым пришла Татьяна Москалькова, подтверждаются и другими примерами. Бывший член Совета Федерации Рауф Арашуков, арестованный в рамках дела о хищении газа, в мае 2019 года сообщил о нарушении прав верующих в стенах СИЗО в части отсутствия доступа к халяльной пище. Об этом сообщил член Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Александр Ионов, который посетил в следственном изоляторе отца и сына Арашуковых. По словам собеседника издания, сенатор в беседе с ним признался, что если бы знал о порядках в СИЗО, то «вносил бы совсем другие законы». Арашуков-младший рассказал, что арестанты лишены доступа как к пище, соответствующей требованиям ислама, так и к рыбе, которой мусульмане зачастую заменяют мясо в отсутствии халяля[107] .
В июле 2019 года представитель Общественной наблюдательной комиссии в Кабардино-Балкарии обратился к омбудсмену в Омской области после жалобы на нарушения прав заключенного Рустама Миссирова. Управление ФСИН отреагировало на жалобу и направило ее следователям. «Практика притеснения мусульман широко распространена в колониях Омской области», — заявили местные адвокаты[108] .
В то же самое время, наличие этой острой проблемы признается не только правозащитниками и общественными активистами, но и Федеральной службой исполнения наказаний (ФСИН). В ноябре 2018 года прошло заседание рабочей группы ФСИН по взаимодействию с мусульманскими централизованными организациями. Было отмечено, что увеличение численности мусульман в российских тюрьмах связано как с ростом количества выходцев из Средней Азии, так и с ужесточением антиэкстремистского законодательства, из-за чего за решеткой оказывается и немало российских граждан этого вероисповедания.
Как бы то ни было, а в 2015 году Россия стала наблюдателем в Организации Исламского Сотрудничества (ОИС), и потому некоторые стандарты, описанные, в циркуляре «О правах заключенных в исламском шариате», ведомство в ближайшее время и планирует реализовать на практике.
Чиновники ФСИН также признают, что ситуацию с религиозной жизнью в российских тюрьмах нельзя назвать благоприятной[109] . В то же самое время, как отметил руководитель Главного управления ФСИН по Красноярскому краю Андрей Луханин, «пенитенциарная система должна равнять всех. И если положено в рацион включать свинину, мы это делаем. Так же и в православные посты: мы не можем отдельно готовить для тех, кто постится. Но это уже право осужденных: принимать такую пищу или нет. В конце концов, можно купить продукты, родственники делают передачи. Всего в пенитенциарных учреждениях края отбывают наказание более 1550 осуждённых мусульман. В исправительных колониях для них работают 30 молельных комнат, функционирует одна мечеть. Совершать намазы и молитвы никто не запрещает, но при этом не должны нарушаться правила внутреннего распорядка учреждения, исполняющего наказание, а также ущемляться права других лиц»[110].
По оценке председателя Общественной палаты Чеченской Республики Исмаила Денильханова, главной причиной в соблюдении прав верующих мусульман в системе исправительных учреждений является «отсутствие соответствующей законодательной базы, закона, позволяющего заключенному исполнять обряды в соответствии с его религиозными убеждениями и употреблять в пищу то, что позволяет его религия. Администрация исправительного учреждения на наши обращения отвечает коротко: «Законом не предусмотрено, не имеем право нарушать тюремный режим, в инструкции нет такого пункта и т. д.». Мы понимаем, что решить проблему в одночасье невозможно, содержать заключенных по религиозному признаку, строить отдельные кухни, питаться раздельно и т.д.»[111] .
Таким образом, проблема осознается властями и правозащитниками. Однако, к сожалению, практические улучшения на этом направлении идут далеко не всегда быстрыми темпами, а острота вопроса о соблюдении базовых прав верующих мусульман в местах лишения свободы по-прежнему сохраняется. В настоявшее время ФСИН подписало Соглашения о сотрудничестве в данном направлении с ЦДУМ России, ДУМ РФ, ДСМР и муфтиятом Мордовии.
Выводы и практические рекомендации
Федеральное Собрание Российской Федерации, подтверждая право каждого на свободу совести и свободу вероисповедания, а также на равенство перед законом, независимо от отношения к религии и убеждений, основываясь на том, что Российская Федерация является светским государством, признавая особую роль православия в истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры, уважая христианство, ислам, буддизм, иудаизм и другие религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России, считая важным содействовать достижению взаимного понимания, терпимости и уважения в вопросах свободы совести и свободы вероисповедания, приняло Федеральный Закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26.09.1997 № 125-ФЗ.
Ислам является неотъемлемой исторической частью российского социума и одним из важнейших элементов российской идентичности и культурного пространства. Игнорирование этого чревато конфликтами и социальной нестабильностью. Проблемы сохранения российского национально-конфессионального богатства осознаются властями, правозащитниками и гражданским обществом в целом. В то же самое время, не изжиты такие пороки, как исламофобия. Далеко не всегда судебные инстанции и органы власти различных уровней осознают проблемы верующих мусульман, не всегда адекватно откликаются на запросы российской исламской общины. Эти просчеты неизбежно сопровождаются нарушениями прав верующих. В то же самое время, нельзя не заметить успешно наработанный опыт кооперации между властью, мусульманскими централизованными структурами, правозащитниками, представителями других религий, прежде всего РПЦ.
В этой связи предлагаются следующие рекомендации.
Государственной Думе Федерального Собрания Российской Федерации:
— повысить эффективность законодательного обеспечения вопросов, связанных с защитой прав верующих (в т. ч. мусульман) с привлечением экспертов по исламскому праву и специалистов – религиоведов;
— инициировать вопрос об активизации правозащитной деятельности в рамках международных парламентских институтов с привлечением духовных лидеров российских исламских организаций по проблематике Ближнего Востока, соблюдения прав мусульман в странах ЕС и в США;
— рассмотреть возможность внесения поправки в Земельный кодекс РФ по определению единого норматива выделения земельного участка централизованным религиозным организациям традиционных религий Российской Федерации, составляющих неотъемлемую часть исторического наследия народов России, согласно Федеральному Закону «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 26.09.1997 № 125-ФЗ.
Министерству образования и науки Российской Федерации совместно с Генеральной прокуратурой Российской Федерации, МВД России, ФСИН:
— разработать практические курсы и образовательные программы в рамках повышения квалификации для специалистов профильных министерств и ведомств, органов местного самоуправления по направлению взаимодействия с мусульманским сообществом;
— разработать и издать при содействии централизованных мусульманских организаций методические пособия и онлайн обучающие программы для реализации этих целей.
Верховному Суду Российской Федерации:
— направить в суды рекомендации о необходимости привлечения авторитетных представителей централизованных и образовательных мусульманских организаций, экспертов по исламскому праву для оценки исламской литературы на предмет наличия признаков экстремизма.
Министерству юстиции Российской Федерации:
— утвердить реестр экспертов-религиоведов, рекомендуемых для привлечения к проведению религиоведческой экспертизы, прошедших подготовку на профильной кафедре государственно-конфессиональных отношений Института государственной службы и управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ.
Федеральному агентству по делам национальностей:
— приложить дополнительные усилия к организации сотрудничества и развитию совместной деятельности с централизованными мусульманскими религиозными организациями России в сфере профилактики дискриминаций по признакам национальной и религиозной принадлежности;
— в целях предупреждения религиозной дискриминации в образовательных учреждениях подготовить предложения в Министерство просвещения Российской Федерации с просьбой об установлении дополнительных требований к квалификации и знаниям лиц допущенных к работе в рамках предмета «Основы религиозных культур и светской этики»;
— обеспечить информационную поддержку правозащитной деятельности централизованных мусульманских религиозных организаций России;
— проработать вопрос по разработке презентаций, программ, методических материалов, ситуационных тренингов по правовому просвещению верующих.
Институтам гражданского общества:
— укреплять информационную координацию в социальных сетях, блогосфере, телеграм-каналах для своевременного выявления и фиксации нарушений прав российских мусульман, в т. ч. находящихся за рубежом;
— активно противодействовать ксенофобским проявлениям в СМИ и в социальных сетях, формировать самостоятельные сетевые площадки для продвижения объективной точки зрения на ислам, преодоления его секьюритизации, оппонирования исламофобским и экстремистским (под именем ислама) псевдорелигиозным дискурсам;
— активизировать взаимодействие с ЦРО мусульман России с целью выработки общих подходов к правозащитной деятельности и оказания правовой защиты лицам, подвергшимся дискриминации.
Централизованным и местным мусульманским организациям, высшим и средне-специальным мусульманским образовательным организациям и общественным структурам:
— проводить регулярные курсы по повышению правовой грамотности и правовой культуры;
— привлекать к работе специалистов в сфере права и юриспруденции, сотрудников правоохранительных органов и ведущие вузы юридического направления.
[1] The Future of the Global Muslim Population: Projections for 2010-2030 //http://www.pewforum.org/The-Future-of-the-Global-Muslim-Population.aspx 2011, January, 27
[2] Малашенко А.В. Ислам для России. М., 2007. С.9.
[3] //Цит.по: http://news.bbc.co.uk/hi/russian/russia/newsid_4240000/4240502.stm
[4] Текущие данные статистики и переписей. При отсутствии такого критерия, как религиозная принадлежность используется принятое в социологии и политологии понятие «этнический мусульманин»
[5] Полный текст закона доступен на: http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=LAW;n=115879.
[6] Малашенко А.В.Ислам для России. М.: РОССПЭН. 2007. С. 4-6
[7] СССР восстановил дипломатические отношения с Саудовской Аравией в 1991 году, хотя за год до этого Михаил Горбачев (на тот момент советский президент) принял решение о разрешении хаджа для граждан союзного государства через третьи страны. До «перестройки» незначительному количеству советских мусульман дозволялось совершать хадж, хотя эти возможности были серьезно лимитированы.
[8] Политизация ислама не тождественна исламистским или джихадистским антироссийским настроениям. Во многих случаях представители исламского духовенства, лояльные РФ и ее властям, выступают за фактическое снижение роли светских институтов и укрепление влияния религии (в сфере образования, воспитания, гражданских отношений).
[16] Текущие данные статистики новых независимых государств и материалы исследовательского центра Pews “MappingtheGlobalMuslimPopulation”.
[24]https://eadaily.com/ru/news/2019/07/22/sudy-o-tolkovanii-korana-soprovozhdayutsya-davleniem-na-kazanskih-ekspertov
[27]https://aif.ru/society/religion/razumnoe_otnoshenie_kak_segodnya_zhivet_islamskaya_obshchina_v_moskve
[28] islamnews.ru/news-muftij-gajnutdin-%E2%80%93-o-chisle-musul-man-mechetyah-i-protivnikah-islama/
[31]https://www.newkaliningrad.ru/news/briefs/community/23594745-gorvlasti-poka-ne-mogut-nayti-novye-pomeshcheniya-dlya-religioznoy-organizatsii-musulman.html
[33] Там же
[36]http://www.donnews.ru/Duhovnoe-upravlenie-musulman-RF-zaplanirovalo-v-techenie-5-10-let-postroit-v-Rostove-novuyu-mechet-_98836
[52]https://islam-today.ru/novosti/2017/10/26/krganov-prizval-izucat-nasledie-imamov-pogibsih-ot-ruk-terroristov/?desktop=true
[54] Islamophobia: A Challenge for Us All (Runnymede Trust) 1997.
[55]https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/interview/grazhdanskaya-natsiya-vs-islamofobiya-o-trudnostyakh-konsolidatsii-sovremennogo-rossiyskogo-obshches/
[61]http://milli-firka.org/%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D0%B8%D1%80-%D0%BA%D1%80%D0%B3%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D0%B2-%D0%B2-%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B8-%D0%BD%D0%B5%D1%82-%D0%B8%D1%81%D0%BB%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D1%84%D0%BE%D0%B1/
[64]https://old.islam-today.ru/novosti-tatarstana/zirinovskij-vystupil-protiv-dogovora-moskvy-s-kazanu/
[67]https://www.komi.kp.ru/daily/26154.7/3042193/
Автором слов гимна Краснодарского края был полковой священник Константин Образцов (1877-1949), написавший свое главное произведение в далеком 1915 году на русско-турецком фронте Первой мировой войны. Оно не предполагалось в качестве гимна, было выполнено в форме коллективное письмо с фронта на родину, посвящено казакам 1-го Кавказского казачьего полка в память о боевой славе. Сначала произведение исполнялось в узком кругу фронтовиков, однако вскоре его запели все кубанские подразделения действующей армии. В 1919 году в годы гражданской войны она стала гимном казачьей Кубани. Песня получила второе рождение во время Великой Отечественной войны, когда в составе РККА создавались казачьи кавалерийские части. В 1995 году песню сделали краевым гимном, но без критической ревизии и приспособления текста под реалии мирной жизни и современной России.
[68] Один из пяти столпов ислама, обязательный ежегодный налог в исламском праве, выплачиваемый с различного вида доходов и имущества (движимого и недвижимого) всеми самостоятельными, свободными, дееспособными и взрослыми мусульманами в пользу нуждающихся единоверцев.
[69]https://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/interview/grazhdanskaya-natsiya-vs-islamofobiya-o-trudnostyakh-konsolidatsii-sovremennogo-rossiyskogo-obshches/
[75]http://dsmr.ru/996-muftij-albir-krganov-situatsiya-s-zaderzhaniem-advokata-dagira-khasavova-porozhdaet-v-obshchestve-mnogochislennye-voprosy-i-bespokojstvo.html
[78]https://capost.media/news/obrazovanie/v-kbr-roditeli-shkolnikov-pozhalovalis-na-navyazannoe-prepodavanie-osnov-pravoslaviya/
[79]«Сабантуй»- праздник, отмечаемый татарами и другими тюркскими народами, живущими в бассейне реки Волга. В Башкирии он известен, как «Хабантуй», а среди чувашей, как «Акатуй». Корни праздника уходят в доисламский период. Это был как праздник урожая, он отмечался, когда крестьяне заканчивали весенние полевые работы. Новый год салафиты называют «дьявольским наваждением», традицией, не имеющей никакой связи с исламом.
[80]https://eadaily.com/ru/news/2018/03/29/muftiy-tatarstana-predlozhil-zapretit-vahhabizm-reakciya-ekspertov.
[81]https://news.rambler.ru/other/41630717-artem-hohorin-v-tatarstane-formiruetsya-vtoroe-pokolenie-salafitov/
[82] Commins D. Taqi al-Din al-Nabhani and the Islamic Liberation Party’ //The Muslim World. Vol. LXXXI, No. 3-4,1991.P. 194.
[84] Юнусова А. Радикальные идеологии и мусульманская молодежь в России //http://www.muslims-volga.ru/?id=376&query_id=6637
[85] Ternisien Xr. Rise of Sububan Salafis Worries Police and Muslims // Le Monde. – 2002. – January 25
Alexiev A. Tablighi Jamaat: Jihad's Stealthy Legions // Middle East Quarterly. Winter 2005, P.3
[88] По словам Руслана Бальбека, дату открытия Соборной мечети перенесли на год, чтобы добавить в ее интерьер «крымскотатарский колорит». Подробнее см.: https://krym.aif.ru/society/details/sobornaya_mechet_v_simferopole_budet_otkryta_cherez_god
[90] Конституция Российской Федерации: принята всенародным референдумом 12 декабря 1993 г. (с изм. и доп. от 30.12.2008 № 6-ФКЗ, от 30.12.2008 № 7-ФКЗ, от 05.02.2014 № 2-ФКЗ) // Рос. газ. 1993. 25 дек. № 237; СЗ РФ. 03.03.2014. № 9. Ст. 851.
[91] О свободе совести и о религиозных объединениях : федер. закон от 26 сент. 1997 г. № 125-ФЗ // Рос. газ.,1997. 1 окт.
[98]https://eadaily.com/ru/news/2017/01/26/kadyrova-udivili-slova-vasilevoy-o-hidzhabah-i-on-napomnil-ey-o-konstitucii
[99]https://zen.yandex.ru/media/obrmos_2/hidjaby-v-shkolah-i-vuzah-za-i-protiv-5cd99c13b539b500b33e1989
[104]https://sntat.ru/news/society/10-08-2018/pochti-100-palomnikov-iz-bashkirii-ne-smogli-otpravitsya-v-hadzh-5641687
[107] islamnews.ru/news-obzor-smi-17-05-2019
In the context of globalization and growing conflicts and tension paired with spiritual and ethical crisis, the role of religious factor, inter-religious peace, and dialogue becomes more and more important. In this respect, Russia is a unique country, where Christianity, Islam, Judaism, and Buddhism have been developing peacefully during many centuries, and this friendship of nations and religions has gone through all hardships. The established traditions of inter-faith peace have been serving before and are serving now to the cause of reinforcement of friendship between nations, solidarity of society, and prosperity of the Fatherland.
The example of Russia and the history of traditional religions show that the modern environment offers no alternative concept of peaceful co-existence of world traditional religions or cultural and civilizational systems.
The goals of this conference include considering of inter-religious peace as the paramount social and religious value and studying of the traditions, ways, and experience of strengthening the inter-regional peace and harmonization of inter-ethnical and inter-religious relations in various regions of the world.
Summarizing of historical and contemporary experience of religious organizations,famous theologians, diplomats, and public figures in the field of strengthening the inter-religious peace is of high theoretical and practical importance.
Among the conference participants are representatives of Russian and foreign state and private educational and research institutions, scientists and experts, and religious, public, and political figures from different countries.
The conference organisers are:the Spiritual Assembly of Muslims of Russia, the Council for Interaction with Religious Associations under the President of the Russian Federation, the Russian Orthodox Church, the Imperial Orthodox Palestine Society, the Russian Association for Protection of Religious Freedom, the Institute of Oriental Studies of the Russian Academy of Sciences, the Islamic Educational, Scientific, and Cultural Organization; the event will be held with assistance from the Fund for Support of Islamic Culture, Science and Education.
Working languages: Russian, English, and Arabian.
During the conference, the following events will be held at President Hotel:
- an exhibition dedicated to employees of the Russian foreign service,
- an exhibition of works by famous Chinese calligrapher Haji Nooruddin
Conference programme
24 March, Sunday. Conference participants’ arrival.
25 March, Monday.
09:00–10:00 – Registration of conference participants, coffee-break
10:00–12:00 – Operation of conference sections at President Hotel
(24 Bolshaya Yakimanka, Moscow).
1) Section one: “Activity of religious and non-governmental organizations aimed at strengthening peace and harmonization of inter-religious and inter-ethnic relations”.
2) Section two: “The “Oriental vector” in the history of Russia’s foreign policy: the role of prominent diplomats”.
– The 90th anniversary of the birth of Russian political and state figure Evgeny M. Primakov.
– In commemoration of Karim A. Khakimov (a Soviet diplomat, the first plenipotentiary representative of Soviet Russia in Arabic countries who contributed significantly to establishing of good relations between the young Soviet Republic and the Arabic-Persian world).
– Ahmad-haji Kadyrov.
3) Section three: “Activity of prominent theologians in the field of strengthening the inter-religious peace and dialogue: history and our time”.
- The 230th anniversary of establishment of the Orenburg Muslim Spiritual Assembly.
- First mufti of Russia Mukhamedzhan Khusainov.
- Mufti, diplomat Shamsiddinkhan Babakhanov.
- The 160th anniversary of the birth of prominent religious figure and philosopher Rizaitdin F. Fakhretdinov.
12:00–13:00 – Prayer (namaz).
13:00–14:00 – Lunch.
14:00–15:30 – Plenary session.
15:30–16:30 – Coffee-break, prayer (namaz).
16:30–18:00 – Plenary session continued.
18:00–18:30 – Summarizing of the conference results. Adoption of final resolution.
18:30–19:00 – Chinese calligrapher’s workshop.
19:00–21:00 – Gala dinner on behalf of the conference Organising Committee.
26 March, Tuesday– Participants’ departure.
Contact details:
Telephone: +7(495) 626-63-09, +79067252194 (Marsel), +79253798910 (Albert)
E-mail: This email address is being protected from spambots. You need JavaScript enabled to view it.
Адрес: г. Москва, 2-й Лучевой просек, д.7, стр.1, парк культуры и отдыха «Сокольники», павильон № 2, станция метро Сокольники.
Чтение Священного Корана в 5.30
Начало проповеди в 6.00,
Начало праздничного намаза в 7.00.
ВНИМАНИЕ!
Проход на территорию павильона осуществляется при тщательной проверки гостей мероприятия. Проход с ручной кладью (портфелями, сумками) запрещен.
Подробная информация:
Тел.: +7 (495) 626 63 09
Официальный сайт: https://dsmr.ru
Facebook: https://www.facebook.com/dsmr.ru/
Instagram: Assembly.of.muslims
-
Home
- Страницы
YouTubeR ErrorChannel ID:UCP1dhR_czJ1f38b1LDFP8dw not found
